Пляска на помойке
Шрифт:
«УЖЕ ПОЗДНО»
Алексей Николаевич давно уже взял за правило не перечить ей, все ожидая, когда же Таша выскочит из этой сексуальной бетономешалки.
Он не знал, что уже появился Гоша из Ялты.
14
Таша познакомилась с ним у одного из тех жучков, что заводятся повсюду, где пахнет известностью и деньгами: в кругах театральных, литературных, музыкальных и, конечно, спортивных, теннисных. Жучок был усердным собирателем антиквариата, пасся в комиссионных магазинах и скупал по знакомству с рук картины, бронзу, мебель, фарфор, тогда баснословно дешевые. Квартира его напоминала музей в каком-нибудь крупном райцентре. Он давно и безуспешно пытался ухаживать за Ташей и, когда она наконец пришла к нему в гости, встретил ее заготовленным экспромтом:
— Здесь все принадлежит тебе!
Вероятно, все принадлежать ей не могло, так как помимо антиквариата в квартире находились гости: супружеская пара — она тренер, он — спарринг-партнер по теннису и Ташин ровесник, рослый, плечистый малый с правильными чертами лица, которое не портили даже чересчур тонкие губы. Это и был массажист Гоша, Гоша из Ялты.
Он оказывал мелкие услуги в теннисных кругах Москвы, устраивая, по надобности, номера в лучшем ялтинском отеле, с недавних пор валютном. Король пляжа и любимец увядающих женщин, которые приезжали в Крым, чтобы потренироваться в искусстве любви, он сразу оценил Ташу и ее возможности: сорит долларами, собственная девяносто девятка, муж-старик. Гоша давно мечтал перебраться в Москву, одновременно построив в Ялте квартиру, теперь мечты его материализовались: Таша.
Но сама Таша думала по-другому. Ей было известно, что Гоша подписал контракт на работу в Сирии, зачем же он ей? Только побаловаться? И в ответ на усиленные знаки внимания отшучивалась, спрашивая о красоте жгучих сириек, говорила о несчастном муже, прикованном к постели. Она не догадалась, что встретилась с профессионалом, который чем дольше разглядывал Ташу и слушал ее, тем более прикидывал: «А зачем мне массировать в какой-то Сирии старух и всего-то за пятьсот долларов в месяц, когда я могу получить здесь гораздо больше! Да еще стать москвичом, да еще сочетать приятное с полезным!»
Нужно было только завоевать Ташу.
15
И вот Таша пропала.
Уже снята квартира попросторнее — рядом с теперешней, и Алексей Николаевич рассчитывал на остаток денег купить подержанную иномарку: хватало на все.
Двое суток он ползал по кухоньке, отыскивая спиртное, потом кое-как добрался до «комка» и купил бутылку «абсолюта». Посреди ночи вдруг ощутил, как простыня, оставаясь простыней, изогнулась, прильнула к щеке и стала женщиной — Ташей. Он, понимая обман, говорил самые ласковые слова и незаметно уснул снова.
На третьи сутки, уже понимая, что она не появится, Алексей Николаевич решился поймать такси и ехать в домодедовское заточение. Подзанять там деньжат и ожидать событий. Он уже надел на здоровую ногу башмак, когда зазвонил телефон. Наварин предлагал задешево очень потрепанный «Мерседес». И в этот момент вошла Таша.
Она была иссиня бледна, худа, личико съежилось, а глаза расширились и остекленели.
— Боже, как ты пьяна… — пробормотал Алексей Николаевич и механически спросил Наварила о машине.
Она села на стул и безразлично сказала:
— Уже поздно… Все поздно… Да и денег нет…
— Как? Сколько же у нас осталось этих проклятых гринов? — изумился он. — И где они?
— Вот… Тысяча двести… — Она раскрыла сумочку.— И еще мне один человек должен восемьсот…
— И это все? Куда же подевались деньги? Где ты пропадала? Почему так напилась?..
— Он не уехал… Не уехал в Сирию…— автоматом говорила она. — Я отвезла его на аэровокзал. Но перед самым отлетом он схватил меня на руки и отнес к машине…
— Наверно, это конец…— сказал Алексей Николаевич.
— Да, конец… Бери деньги…
16
Был любимый праздник Алексея Николаевича — Новый год по православному календарю.
Танечка снова уехала утром на сборы, и за скромным столом они сидели вдвоем с Ташей.
Игорь Ильич приготовил к этому празднику замечательный подарок: снял гипс. После рентгена, потирая свои крепкие пальцы хирурга, он сказал:
— Алексей Николаевич, вы мне нравитесь, но ваша нога мне нравится больше…
И теперь Алексей Николаевич, хоть и с палочкой, мог бродить по улицам, глазеть на роскошные витрины магазинов, прикидывая, что он купит в подарок Танечке. И ему казалось, что все самое тяжелое уже позади: японцы, юный тренер, перелом в аварии и даже Гоша из Ялты, который куда-то пропал. И он, улыбаясь, глядел на Ташу, хозяйничавшую в этой крошечной квартирке, которую они вот-вот должны были покинуть, и ни о чем не спрашивал.
Когда были расставлены закуски и приборы, Алексей Николаевич услышал:
— Я решила, что нам надо расстаться…
Он тупо удивился тому, как спокойно воспринял эти слова. Словно ждал их все последние дни. Впрочем, Алексей Николаевич просто не мог их осмыслить и представить, как же все пойдет дальше, и только спросил:
— А Танечка?
— Я ей сказала. Еще вчера. Она ответила, что останется со мной.
Значит, Танечка уже знала об этом, когда сидела с ним вечером на кухоньке и когда слушала, как он читал ей на сон грядущий ее любимого Гоголя. Боже, Боже!..
— Ну, что ж, — Алексей Николаевич вынул из холодильника шампанское и натренированно откупорил бутылку.— Давай, как говорится, отметим…
После первого же бокала он поцеловал Ташу, и она таинственно шепнула:
— Подожди… Допьем шампанское…
И вот уже — не как жену — как любовницу ждал ее Алексей Николаевич.
И она вошла — нагая, надушенная, уверенная в себе. Возлегла в кресло, вытянув длинные ноги на диван, и потребовала:
— Смотри же! Смотри, кого ты потерял!
Ну же, радуйся, радуйся, Алексей Николаевич! Ты ведь мечтал об этом. О том, что Таша забудет стыд, перестанет, как прежде, по-детски закрывать ладошками маленькие жалкие свои груди от поцелуев: «У меня там ничего нет!» Не будет с крестьянской простотой возмущаться: «Что ты! Так живут собаки!»