По волчьему следу
Шрифт:
– Зима и вовсе баба. Не уверен, что бабы ему интересны. Я… конечно, хотелось бы думать, что подхожу, но сдается, что рожа у меня пока не боевитая. Вот пару месяцев бы отожраться, тогда бы и поглядели, кто на кого охотится. Остается Туржин.
– Нет, - покачал головой Бекшеев.
– Почему? Приглядывать станем и все такое… да и так-то, шеф, мы тут надолго встрять можем. Оно, конечно, дар ваш – дело хорошее. Девочка опять же. Зима… но тут леса вона какие. Решит, что близехонько подбираемся, и ноги сделает. Лови потом этого психа
Тихоня наклонил голову.
– А если… если проглядим?
– Ну… тут дело такое… постараемся не проглядеть, конечно, но вот… вы же ж сами все разумеете, шеф. Не мне вам сказки сказывать.
И прав был он.
Бекшеев понимал.
И про головы эти… если вызов, если приглашение, то они, получается, на приглашение ответили. А дальше? Кто и вправду из всей бригады будет интересен охотнику?
– Если на то пошло, то согласие наше с вами этому охотничку без надобности. Он уже может заприметить… и опять же, кого?
– Сказать надо. Туржину. Предупредить, - Бекшеев вздохнул. – А лучше бы отправить в столицу…
– Тю! – то ли удивился, то ли возмутился Тихоня. – И шанс такой упустить?
– Зови, - вздохнул Бекшеев. – Говорить станем… если еще не ушел
– Куда он уйдет. Вон, - Тихоня поднялся и подошел к окну. – Треплется с кем-то. Папироску смалит. Жалуется, небось, на жизнь и начальство…
Что-то цепануло в этой фразе. И так, что дар ненадолго ожил. Правда, как часто бывает, впустую.
– Эй, - Тихоня с трудом, но распахнул окно. – Серега! Ходь сюды… разговор есть!
– Нет, - Туржин переводил взгляд с Бекшеева на Тихоню. И с Тихони на Бекшеева, точно пытаясь понять, кто из них все придумал. – Нет!
– Серега, ну не будь ты занудой…
– Вы… вы серьезно?! – голос его все-таки сорвался. – Вы собираетесь подсунуть меня… этому… этому вот… ненормальному? Чтоб он голову отрезал?! Чтоб…
– Ори погромче, - рявкнул Тихоня. – А то еще не все слышали.
– Да я… я…
– Трус ты, Серега. И только.
– Нет… - Туржин мотнул головой. – Я не трус… я… здравомыслящий человек. А это вот… это вот все безумие! Это вот все ненормально… чтобы приманкою…
Он рванул воротничок рубахи, белой, в тонкую полоску. Нарядной даже. Бекшеев как-то отстраненно отметил, что рубаха эта недешева, что куплена она в одном столичном магазинчике, весьма известном в узких кругах.
И руки у Туржина ухоженные, гладкие.
Следы мозолей есть, но заполированные, залеченные. Маникюр? И почти свежий. Прежде это вот несоответствие ускользало, а теперь явно как-то бросилось в глаза. И с ним – подозрение, потому как пусть зарплаты в Особом отделе были повыше обычных, жандармских, но все одно не хватило бы на эту рубашечку.
И маникюр.
– Я докладную напишу! – взвизгнул Туржин тоненько. – И жалобу подам! В профсоюз!
– Конечно, Серега, подашь… - Тихоня оскалился, и зубы его, желтые, выпуклые, походили на звериные. А золотой и вовсе поблескивал. – И в профсоюз. И начальству. И все-то там подробненько распишешь… для того-то тебя и поставили, верно?
Он вперился в Туржина взглядом.
И тот попятился.
– А не думал ли ты, Серега, что весть о твоих жалобах далеконько разнесется? И не только о них… думаешь, шефа подсидишь и в начальники выбьешься? Да только харей ты в начальники не вышел. И что куда хуже – мозгами. Как и я…
– Ты… - Туржин попятился, но Тихоня как-то вдруг встал между ним и дверью.
– На кого работаешь, засранец? – ласково-ласково спросил он.
– Ты не посмеешь… я… я буду жаловаться…
– Конечно, - на плечо Туржина легла рука Тихони. – Обязательно будешь… вот вернешься и сразу начнешь… а то и вовсе вон, по телефону можно. Дать телефон?
– Н-не н-надо… ты… отпусти! – Туржин вдруг вспомнил, что он выше и сильнее и плечи расправил, вдохновленный этой вот мыслью. Да только впечатления не произвел.
Бекшеев не заметил тычка.
Вовсе движения.
Просто вот Туржин стоял. И вот он согнулся, опираясь рукой на край стола, а вторую прижимая к животу.
– А теперь послушай, заразина ты этакая, - Тихоня сдавил шею, пусть со стороны казалось, что он заботливо поддерживает товарища. А что за горло, так удобнее же ж. – Твое счастье, что надо харей поторговать… ничего-то нового. Все то же, что и вчера. Сходи, по городу прогуляйся. С людями познакомься. Побеседуй. В кабаке каком посиди, выпей… на начальство пожалуйстя. Жаловаться ты ж любишь…
И по плечу похлопал.
А потом и руку убрал.
– А чтоб чего в голову не пришло, скажу… ты ж уже ходил, знакомился. Вчера вот. И рожу свою засветил везде, где можно… так что… наш охотничек тебя заприметил…
Возможно, что и нет.
Или…
В маленьких городках новости разносятся во мгновение ока. Так что о приезде столичных сыщиков знают. Плюс сегодняшнее происшествие на рынке без внимания не останется. Не говоря уже о трупах, в мертвецкую доставленных. И да, если тот, кто затеял игру, ждал гостей, то он их дождался.
И все равно затея Бекшееву не нравилась.
Вот категорически.
– Иди, - Тихоня помог Туржину разогнуться. – Только аккуратней будь. А то вон, шеф волнуется…
Туржин потер горло. И взглядом Тихоню одарил таким, что… тот ответил улыбкой, тоже весьма выразительной. Душевною даже.
– Засранец, - сказал Тихоня, когда за Туржиным дверь открылась. – И крыса. Я многое простить готов, но не это… гони ты его, шеф.
– Погоню. Но… ты можешь ошибаться.
– Могу, - Туржин снова подошел к окну, но встал так, что с улицы его видно не было. – Да не в этот раз… у него бумажничек от сотенных не закрывается. А в чумодане вещички интересные.