По волчьему следу
Шрифт:
– Это он про вопросы. Задавать вопросы можно…
Вопросов у меня было множество. Но не мне вперед лезть. Бекшеев, может, и внимания не обратит, но Михеич заприметит. И уважать перестанет, что меня, что вот Бекшеева. А без уважения… сказать-то он скажет. То, о чем спросим, но не более того.
Бекшеев задумался, прикидывая, что спросить. А Михеич молча протянул мне кружку. Я и взяла. Чаю налью, мне не сложно.
– Расскажите, - попросил Бекшеев, решившись. – Сами. Вы ведь знаете, кого мы ищем… так что, просто расскажите. Для начала.
Все-таки
Михеич потер бороду.
– Рассказать… да кабы было чего рассказывать… тут дело такое… зверь в лесу объявился.
– Какой?
– А такой, который и человек, и нелюдь… от как она, - Михеич указал на меня. – Только она свою силу держит, а там сила, видать, верх взяла…
Чай он пил медленно, шумно прихлебывая из кружки. И щурясь.
– Это все война… - Михеич вздохнул тяжко. – Я иного рода буду. Мои-то годочков за пять до войны переселились. Уехали… отец со свояками крепко разругался да и взял свою долю. Пошел, стало быть, счастья искать…
Я к стене прислонилась.
О таком только слышала. Община, она тем и сильна, что все вместе, разом. Одним законом, одним правом. Общиною ведь проще, что землю поднять, от леса очистить, что дом поставить. Да и прочее… коров там пасти, охоту вести или вот зиму зимовать.
Помогать, кому помощь нужна.
Вдов держать, сирот или стариков. Всем-то место найдется, кусок хлеба да занятие по силам.
И потому уходят редко.
Куда?
Как одному-то?
Хотя… я знаю, как. Одной. Хреново.
– Он у меня с характером был. Да и я в него пошел. Девка мне одна глянулась. Красивая… сватать пошел, да дед не позволил. Мол, другую невесту мне сговорил. А мне другая без надобности… вот… оно слово за слово, за мной отец подхватил… ну да я только причиною. Давно уж там меж собою неладно. Вот и решил отец… его аккурат тут и звали. Лесником. Мы завсегда с лесом ладили…
Вздох, тяжкий, из глубины могучего тела идущий.
– И Полуню я свою забрал, пусть уводом, пусть без приданого, но забрал… поселились туточки, на хуторе, стало быть. Я отцу помогал, матушка с Полуней по дому. Детишки опять же. Боги и матушку одарили, и нас с Полуней…
Сердце болезнено сжимается.
– Матушка в деревню частенько бегала. В городе-то нас не больно жаловали. Побаивались, хотя вот на торгу брали, что меды, что травы. Шкурки опять же… отец взялся и за графскими землями присматривать, а ему с того дозволение высочайшее вышло зверя бить без платы и по своему разумению. Так и жили-то…
– А деревня? – нарушил Бекшеев молчание. – Что с нею?
– Деревня… наши были, те, которые в старых богов верят, но все одно чужие. Инаковые. Это вам кажется, что если язычники, как вы тут называете, то одинаковые. А племен много. И богов много. И выходит часто, что у каждого – свой покон, свой закон. Тутошние Волоху кланялись, почитая его выше прочих, разве что Земля-матушка да Небо-отец над ним стояли, но то всегда и везде так…
Он снова отхлебнул чаю и крякнул.
– Небось, и у вас…
Киваю.
И добавляю в кружку горячей воды.
– Волоха наши тоже чтили, но первым почитали Солнцебога…
И замолчала.
В святилище я бывала редко, по праздникам, ибо не женское это дело, богам жертвы приносить. Да и что я, девчонка, могла дать-то? Вот на взросление и повели, одарила богов медом, с кровью мешанным… для нас, девчонок, иное святилище было, женское, на берегу реки.
Мыслю, что и третье имелось, куда бы меня старшие женщины отвели бы в ночь после свадьбы. Только свадьбы той, по законам нашим, не случилось. Да и святилища, надо думать, сгинули.
– Видишь… нас пустили, когда мы явились, чтоб показаться богам и договор заключить, ибо выходило, что жить будем туточки, на их землях. Ну и потом-то заглядывали в то, которое большое, на праздники там. Или по иному какому поводу.
Бекшеев поглядел на меня.
– Поблагодарить, - поясняю. – Если вдруг удача выпала. Или попросить чего, когда нужда… но это общее святилище, верно?
Кивок.
– Было и другое, тайное. Для своих, - говорю через силу, словно тайна эта сама запирает губы. – И не одно… для женщин вот свое есть. И для воинов обычно отдельно ставят. И… про мужские не скажу.
– Мы с отцом поставили в ельнике старом. Хорошее место, темное. Самое оно для Хозяина Лесов… и медвежий череп положили. Медведя отец сам добыл, когда в силу вошел. Я думал тогда, что придет срок, и свой добавлю. А там и сыны. И осядет род, пустит корни в землю.
– Не вышло?
– Нет… но ты меня не путай. Оно и так все, - Михеич сжал кулак преогромных размеров. Таким и вправду медведя зашибить можно. – Спуталось… люди-то, пусть и Волохом отмеченные…
…что я про Волоха-то знаю? Помимо того, что его скотьим богом величают? Мало… мне сказывали, да, но мне же в те годы это было не особо интересно. То ли дело женские заговоры.
На красоту.
На белое лицо. На густой волос… я невольно провела рукой по своим волосам. Густые. А вот с лицом, заговаривай там или нет, отбелить не выйдет. Загар с Дальнего намертво въелся.
Ну и плевать.
– …но все люди. Мы-то с отцом большею частью в лесах. Лес большой, за всем глядеть надо. Чтоб гниль не пошла, чтоб древоточец не завелся аль желтизна не полетела по хвое пожаром. Чтоб зверь не болел… летнею порой следить, чтоб огневые амулеты заряженные были и пожару не случилось. Зимнею – кормушки полнить. Камень соленый кидать. За молодняком приглядывать. Ну и тех, кто без дозволения лес травит, отваживать. Много работы.
Он словно оправдывался.
– А бабам-то скучно. У моих-то родителей я одиным сыном был… ну, пока мамка тут не народила сестрицу, а с Полуней мы двоих прижили. Мамка радовалась крепко. Но в доме им тяжко одним-то. Да и чего делать? Скотину в лесу не заведешь, разве что кур каких да коз, но их обиходить просто. Землицы тоже немашечки. Вот и стали они ходить, гостевать. Пух козий прясть, да после вязать носки, шали там… легкие да теплые. Их на торгу мигом разбирали…
Я знаю, чем все…