По волчьему следу
Шрифт:
Это было произнесено с явною насмешкой. А ведь не уважает он Шапошникова. То ли за взятки, то ли за натуру.
– Скажи еще, что преступность искоренил.
– Да разве ж её искоренишь… нет, тут важно так вывести, чтобы людям большого урону не было. Я это к тому, что за городом я уже не первый год приглядываю. Блюду порядок установившийся. А ныне он рушится…
А сам Егорка сделать ничего-то не способен.
Нет, хватает у него в подчинении людей, из тех, кто давно уже на загривке тяжелую руку закона ощутил, да не испугался.
Кого пытать.
Кого вывозить в тихую лощину, чтобы там и оставить.
– Информация, - повторил Бекшеев. – Когда начали пропадать твои ходоки?
– Не мои. Сперва не мои… с год тому исчез Вихрастый, это Мотьки… Матильды Крышниной человечек. Дурноватый, но исполнительный. Решили, правда, что сбег он, с грузом-то. Придавили подружку его закадычную, но клялась да божилась, что не планировал. Да и мозгов у него немного было. Сбегчи ладно, но ведь так, чтобы не нашли? Это-то и подозрительно. После еще один человечек пропал бесследно. Мы ведь тоже, княже, не пальцем деланые. Пошли по следу с собачкою. Да собачка эта от страху обделалась…
Глава 23 Дробь
Глава 23 Дробь
«Премьера нового балета в Императорском театре имела грандиозный успех. Все, в том числе и Великая Княгиня, по достоинству оценили страсть, с которой г-жа Сымятникова…»
«Светская жизнь Петербурга»
– …а вот он осознавал, что умирает, - выпив кофею, некромант подобрел. А может, присутствие Софьи так сказывалось, правда, он все норовил встать так, чтобы заслонить и стол, и тех, кто на этом столе оказался.
У Селюгина был некрасиво разинутый рот и уголки век опустились.
– И очень этому удивился. Но да, его вновь же пытались обескровить, хотя и не до такой степени, как это вышло с первым номером.
А и вправду, удобнее нумеровать.
С номерами проще, чем с людьми. И не так по нервам бьет.
– Думаю, его убили, а потом подвесили и попытались спустить кровь. Что-то да вышло, но не так хорошо, как в первый раз. Сердце ведь остановилось.
– А третий?
– Третий… он был пьян, но не только. Очень уж затуманенное восприятие. Ему в кружку плеснули дурмана. Концентрация не смертельная, скорее такая, которая мешает сосредоточиться. Впрочем, пил он, сколь знаю, давно и со стороны в глаза бы не бросалось. Наоборот, решили бы, что он по пьяному делу буянит.
И решили.
Вывели.
– А его сопровождающий…
– Не знаю. Его кровь мне не дали, хотя я запрашивал.
Ну, Шапошников… небось, побоялся, что некромант напишет в заключении, что в крови этой спирта больше, чем самой крови. И выйдет явное злоупотребление.
А так…
Приезжий напился. Пошел с пьяных глаз в лес и там встретил медведя. Или еще кого… главное, что местная жандармерия тут совершенно не при чем.
– Но вот его обескровили и смотрите, - некромант повернул голову на бок. – Здесь линия среза четкая, ровная и ясная. Главное, что меж позвонков прошла. Позвонки пилить неудобно.
Смотрю.
И даже не мутит. Почти. Срез и вправду ровный и чистый.
– Я взял образцы… и могу с уверенностью сказать, что кровь ему спустили. А после заморозили.
– Что?
Это еще как?
– Срез, - палец прошелся по упомянутому срезу. – Видите? Он слишком аккуратный. Пила ли, топор или что иное… топор, пожалуй, мог бы так вот, но не знаю, каково должно быть умение, чтобы с одного удара отделить голову от тела. Пила же зубцами повреждает ткани, раздирает их. От нее срез был бы несколько… более лохматый.
Софья заняла стул в углу.
И Девочка перебралась поближе к ней, пристроила голову на Софьиных коленях.
– Скальпель тоже требует умения. Тем более что ткани здесь разные, разной плотности, твердости. И даже я сомневаюсь, что могу отделить их столь аккуратно… и я думал, как он это сделал?
– Заморозил.
– Именно. Даже не собственно заморозка. Я не нашел характерных для замерзания повреждений клеток. Я бы сказал, что глубокое охлаждение. Мышцы становятся плотными. Пилить их удобно, особенно той же струной…
Вот только на дворе май-месяц.
Это зимой ладно, там бросил в лесу, мертвеца и приморозит. Пили – не хочу. А как охладить тело в мае? Даже ночи тут с плюсовой температурой. То есть заморозки были… бывают. Надо бы уточнить, к слову, когда и где, но, подозреваю, что заморозки тут совершенно не при чем.
Что остается?
Артефакт?
Вроде тех, которые стоят в холодильных камерах? Взгляд мой к камере и обратился.
– Слабый, - подсказал Ярополк. – Или на грани выгорания. Но вполне еще годный.
И где убийца, кем бы он ни был, взял… хотя… из той же камеры выдрал, только не мертвецкой, а обыкновенной, холодильной.
Или…
Стоят такие дорого. Да и купить не так-то просто. Весьма сомневаюсь, что в этом захолустье найдется приличный магазин техники. Или универсальный. Да и ломать холодильник, чтобы приморозить добытого покойника? Это совсем уж извращение.
Но и обвинять некроманта в ошибке…
Я покосилась и решила, что пока мы не настолько близко знакомы. Они, говорят, вообще дюже обидчивые ребята.
– Тут все?
– С этими – да, хотя я кое-что проверю… не люблю, когда неясности остаются.
А кто ж любит?
Ярополк аккуратно разложил головы по коробкам, причем каждая была подписана. Почерк у него странноватый, округлый, излишне даже правильный.
Но молчу.
Не мне удивляться.
– Предлагаю идти в хронологическом порядке. Начиная с самого старого… экземпляра. Я взял на себя смелость раздеть, поскольку проводить вскрытие в одежде довольно… затруднительно.
И вежливый.