По волчьему следу
Шрифт:
– Возможно, больше… - некромант явно опасался этой вот женщины.
Волосы у нее седые, а ведь не так и стара. И зачесаны гладко, стянуты в тугой пучок.
– Процесс мумификации занимает от нескольких месяцев до года. В зависимости от того, где и как проходит. Ну и от качества исходного материала. А вот сама мумия уже как бы вне времени… я скорее на степень изменения материала ориентировался. Но это тоже неточно.
– В любом случае, это или война, или сразу после…
Пальцы она вытащила, чтобы продолжить мысль.
– Разруха. И полный
Не могла родить.
И кто-то, поняв, что женщина все равно умрет, взял и вырезал из нее ребенка. Как-то вот…
– О теле позаботились, - это уже Ярополк. – Его не просто перенесли… женщину переодели. И омыли. На одежде нет разрезов или следов крови.
– То есть…
Похороны.
Я посмотрела на нее, такую вот…
– И еще, не знаю, важно или нет, - Ярополк все же подошел к столу, но так, чтобы стол этот оказался между ним и целительницей. – Её уложили. И зафиксировали. Высыхая, мышцы сокращаются. И поза изменяется. Но она лежала прямо… и туфли. Туфли одеты позже.
Он вздохнул и признался:
– Это модель прошлого года. Я такие маме покупал…
– И это тоже странно… - Валерия Ефимовна отступила от тела. – Я еще могу понять, что… случилось. Когда выбор двое или кто-то один остается живым…
Она запнулась.
А я вдруг поняла, что у нее есть свои чудовища, запертые в глубинах души. И не след выпускать их на волю. Определенно.
– И что тело вот так… подготовили к похоронам. Но почему все же не похоронили?
– Похоронили, - тут уже я могла ответить. – Её похоронили. Просто… не по христианскому обычаю.
Все-таки придется искать кого-то из наших…
Осмотр прочих тел прошел быстро и буднично, в четыре руки.
Ярополк вытаскивал очередное, присваивая ему номер. Рассказывал. А Валерия Ефимовна, то ли заинтересовавшаяся делом, то ли просто не желавшая оставлять подотчетного некроманта без присмотра, комментировала некоторые моменты.
Я слушала.
Софья делала вид, что её тут нет.
Итого… четыре покойника, которые умерли где-то в начале зимы, поскольку осень в этом году выдалась на диво теплой и только в ноябре пошли дожди. Ну и примораживать начало, но не настолько, чтобы тела сохранились. Да и если судить по одежде, и по тому, как стали они разлагаться, убили их зимой.
И быстро.
В наличии сломанная шея, горло, перерезанное так, что голова почти отделилась от тела, и пара весьма характерных ударов по почкам. Опасных. Я бы зимой не решилась так бить. Как знать, сколько на объекте одежды и где там вовсе его тело-то… не всякий клинок достанет.
Поэтому дыры в одежде – на телах мало чего осталось, все же зверье деревню проклятой не считало - осматривали втроем.
Но да… он был хорошим охотником.
Кто бы он ни был.
– Да, - подумав, согласился Ярополк, вытащив и тело рядового Евтухова. – Пожалуй, одна рука… и инструмент один. Не нож. Клинок длинный и тонкий. Но при том очень жесткий. Как… гвоздь, если такой вот.
Он развел руками.
Полметра выходит? Это ж… это шпага какая-то. Или рапира. Но один хрен с рапирой по лесу шастать неудобно. Да и замахиваться. Я попробовала… у меня локоть на такой удар не отставляется.
Или…
Длинный.
Тонкий. Жесткий. С хорошей пробивной способностью. И беззвучный…
– Болт, - я решилась озвучить мысль. – Это мог быть арбалетный болт? Такой, который без широкого наконечника?
Глава 24 Одинец
Глава 24 Одинец
«Волк-одинец – зверь особый. Обычно он стар, но еще не настолько, чтобы вовсе ослабеть. Отнюдь. Вошедший в возраст, одинец матер и силен, а еще умер, опытен и напрочь лишен чувства страха. Ибо изгнанный или же оставивший по своей воле стаю, зверь осознает близость и неминуемость скорой гибели своей, однако, подобно рыцарю прошлого, встречает смерть…»
«Песнь о волке», статья князя Степашова, вышедшая в осеннем номере «Охотника»
– Там-то вроде и улеглось все. Но месяца не прошло, как из моих кое-кто сгинул… правда, шел порожняком, но все одно неприятственно.
– Имена?
Егорка-Василек вытащил из кармана листочек в клеточку, который и подвинул Бекшееву.
– Те, которые галочкою мечены, пропали тут, в городе, - уточнил он. – Может, оно и не больно-то важно…
– Важно.
Благодарить за помощь язык не поворачивался. Листок Бекшеев развернул, убеждаясь, что эти имена имеются в его списке. Не все, правда.
– Заявление о пропаже…
– Тут родня поднялась… была у человечка семья большая. Единственный кормилец… и не гляди, начальник. Мы тоже люди. Он от детишек любил. А жена его чутка умом повредилася, когда немцы её того… но хоть до смерти не убили. А может, и зря, что не убили.
Палышев Иннокентий.
Да, заявление подано сестрой. И с сестрой этой Бекшеев уже успел парой слов перекинуться. Сумрачная уставшая женщина с выцветшим лицом и в такой же выцветшей, застиранной одежде. От нее и пахло-то – хозяйственным мылом и порошком.
– Сестрица его вдовая. Тоже детишек пятеро, и у самого – четыре… всех кормить надо, приглядеть.
Она не жаловалась на безденежье. Хотя… пенсия им полагалась, за утрату кормильца, только не такая, чтобы спокойно прожить.
– Он мужиком толковым был, к слову-то. И лес знал. С младых лет охотничал. Мы его в проводниках держали… что? Ценный специалист. А толковый начальник ценных специалистов бережет. Так-то ходоков, которые груз потянут, найти легко. А поди-ка, попробуй, такого найти, чтоб и в лесу не сгинул, и товар… так что он пустым обычно, чтоб, ежели вдруг на кого натолкнется… не того… сказал, что заблудился там, при охоте. И нашел человечка, которому помощь надобна. Видишь, княже, я с тобою, как есть говорю. Без лукавства.