По волчьему следу
Шрифт:
Тихоня кивнул.
И уточнил.
– Что теперь?
– А что теперь? Выплатили сестрице его деньгу… страховку… мы ж не звери.
И к делу приставили. Если хозяйство большое, в нем всякому место найдется. А ходоком и ребенок быть может. Даже лучше, если ребенок… их жальче.
– Этот из новеньких. Три раза успел прогуляться. Крепкий. И тоже ходить по лесу умеет… крови опять же не боится. Но без дуроты. Так что перспективный. Были у меня на него свои планы. Но сгинул… вот с ним на пару.
А это имя из новых.
Сколько же здесь
– Даты, - Бекшеев придвинул лист. – Хотя бы примерные. Когда исчезли или когда хватились.
Глядишь, получится закономерность выявить.
Вспомнилась вдруг полупрозрачная учительница.
– Мазаев из твоих? – уточнил Бекшеев, пробежавшись взглядом.
Егорка-Василек задумался. После поднял руку, подзывая кого-то. К столу подошел парень с обритою налысо головой. Широкоплечий здоровый, он оказавшись рядом с Васильком, как-то даже сжался, будто стыдясь своей телесной крепости.
Говорил Василек тихо, но парень выслушал, кивнул и исчез.
– Извини. Хозяйство большое, всех не упомню. Кого вот знал… хотя, если не знал, стало быть, или человечек новый, или неважный… а может, и сгинул до того, как груз взять. Тоже случается.
– А в городе?
– Город не такой уж и маленький. Я не слежу за всеми. У той же Мотьки свои людишки, я к ним не лезу, если договоренности блюдут. Найди, княже, этого беспокойника. А то ведь люди шуметь начинают, того и гляди заколобродят. А от этого одно беспокойство выйдет и вашим, и нашим.
И руки сцепил.
– Погоди, - Бекшеев просмотрел лист снизу вверх и сверху вниз. – Они… до сих пор… ходят?
– Редко, - Егорка скривился. – И приходится по трое-четверо пускать. Шила в мешке не утаишь… вот и отказывается народец по одному гулять. Да и сам я понимаю, что боятся… и мне без товару да с репутациею порченой оставаться не с руки. А чем больше народу, тем оно опасливее… следов больше. Тропы вон натаптывают. Шуму, дыму…
Он выпил компоту.
– Заговорил ты меня… давно уж столько не балакал.
– Не спеши, - Бекшеев листок аккуратно убрал в карман. – Проклятая деревня. Мертвецы. Из твоих.
– Дай, - Василек протянул руку и вытащил из нагрудного кармана самописку. – Отмечу… точно, собирался же ж… так вот с людьми теми нехорошо вышло. Очень. Договорились они за встречу. И ко мне, с той стороны, обратился весьма уважаемый человек, чтобы оную встречу я устроил.
– Почему не в городе?
– Предлагал, - Василек скривился сильнее прежнего. – Говорил, что есть у меня места надежные, тихие. Документы выправим такие, что и маги не прикопаются. Приведем. Уведем… но там не захотели. То ли спешили, то ли веры особой не было. Договорились на проклятую деревню.
– Ваши в ней…
– Думал, княже. И сам ходил глянуть. А как глянул, так и передумал. Темное место. Недоброе. До того недоброе, что и ныне как вспомню, так вздрогну… я всякого повидал. И смерти… смерть не злая, люди злые. А она – избавительница.
И сказано это было со всею возможной серьезностью. Шапошников отвел взгляд. А Тихоня
– Я думал там захороночку какую устроить. Но… нет.
– Чистое оно. Есть заключение.
– В жопу заключение засунь, княже, тому, кто его писал. Я такие вещи шкурой чую… недоброе место. Но если разочек и для чужаков, если не засиживаться… тут и надо было взять груз да отнести его, обменять…
– На что?
– На деньги, - и оскал такой, слегка издевательский.
– Это я понимаю, - Бекшеев сам удивлялся своему терпению. – Какие? Золотые монеты? Чеки? Облигации? Бумага? Настоящие или…
– Совсем меня за дурака держишь?
– Тебя нет. Ты посредник. И вопросы будут к… тем, кто участвует в незаконном обороте… платежных средств. Мне надо знать, что искать.
Потому что денег в подвале не было. Ни в каком виде.
– Бумага. Настоящие. Золотишко, конечно, сподручней, но к нему вопросов много. Его ж еще продать надо, чтоб с умом. И чеки с облигациями… ну кто поверит? Нет, тут проще. Сумму не знаю, но приличная. Мне за услуги пять сотен положили. И это не считая оплаты проводнику… только все одно чуял, что дерьмом от этой истории тянет. Вот… не хотел ввязываться. Не хотел.
Но ввязался.
И отправил проводником того, кто из человека нужного превратился в человека опасного.
– Предъявили мне, княже. Уважаемый человек с той стороны… что сгинули те, за кого он ручался. Ушли и не вернулись. Ни денег. Ни груза. И у меня людишки сгинули. Пришлось платить.
– Если у тебя сгинули…
– Моя земля, - покачал головой Егорка-Василек. – И я слово давал, что пригляжу. Организую. Безопасность и все такое. Раз сгинули, то и вышло, что виноват. И пусть компенсации выплатил, честь по чести, но сам понимаешь, что такое деньги? Репутации урон нанесли. И ныне меня ненадежным полагают. Того и гляди…
Он сунул пальцы под воротничок.
– Может, скоро и я с мертвоглядом свижусь… найдутся те, кто скажет, что Василек жандармам продался… уже нашлись. Много кругом недовольных. И найдутся те, кто решит воспользоваться моментом.
– Тогда зачем?
– Затем, что сказывали мне, кого и в каком виде привезли… сам-то не полез, уж извини… некроманты чужаков на своих вотчинах не жалуют, а наш еще совсем без понимания.
Верно, и его пытались к делу приставить.
И Егорка кивнул, подтверждая, что так оно и было.
– У хорошего хозяина любому работнику дело найдется… - пояснил он.
– Хотел бы тёмник работать, с радостью…
– Не захотел? – Тихоня доел все, что было, и теперь печально поглядывал на почти полную тарелку Бекшеева.
– Не захотел… кого другого, может, поуговаривали бы, но… некроманты… нервные они. К ним под руку лезть себе дороже. Так вот… я, может, и не из тех, кого на доску почета повесят, да кое-чего понимаю. Нелюдь у нас завелся… из беглых ли, или еще какой… да остановить его надобно, княже. Зверь же ж, который людей жрет, он же с каждым днем лютости прибавляет… так что…