Победитель
Шрифт:
– Срочней не бывает.
– Ой, а он скоро придет! – обнадежила она. – Ой, а вы чаю хотите?
Плетнев хотел между делом осведомиться, что она так уж разойкалась, но тут…
– Вы ко мне? – спросил Николай Петрович от двери.
Плетнев повернулся.
Приятно видеть, как близкий человек лишается дара речи.
– Саша! – ошеломлено воскликнул Кузнецов, когда этот дар к нему вернулся. – Вот это да!..
– Да, Николай Петрович, это к вам товарищ, – зачем-то пояснила медсестра довольно горестным тоном. Плетнев с усмешкой подумал, что, должно быть, она рассчитывала напоить гостя чаем, а заодно попытаться
– Ну-ка пошли! – уже увлекал его Кузнецов в сторону застекленной перегородки, за которой, как выяснилось, располагался его небольшой кабинет.
Усадил в кресло под портретом Брежнева.
– Ну ты даешь! – не унимался Николай Петрович. – Да как же ты сюда попал?!
Плетнев рассмеялся и развел руками.
– Командировали!..
– Зина! – крикнул Кузнецов. – Ну-ка чаю нам спроворь! А меня-то, меня-то как нашел?!
– А что проще? Вы мне сами сказали: еду начальником поликлиники посольства. Посольство здесь одно – в Кабуле. И поликлиника при нем одна. Зашел для начала в регистратуру. Тут, мол, у вас полковник Кузнецов случайно не работает? Как же, говорят, не просто работает, а всеми нами командует! Идите направо по коридору!.. Ну и как вы тут?
Медсестра Зина принесла чайник, пиалки, блюдце с джемом, а уходя, неожиданно стрельнула своими зелеными глазками и полыхнула в Плетнева еще одной улыбкой.
– Да как тебе сказать, – ответил Кузнецов, наливая в пиалы чай такого цвета, что Плетнев засомневался – да уж чай ли это на самом деле?! – Лучше и не спрашивай! Через день какая-нибудь заваруха… Варенье бери.
– Разве? Я уж почти две недели тут, и все спокойно.
Плетнев поднял пиалу и осторожно принюхался.
– Извини, черного не пьем, – откомментировал Кузнецов его движение. – Сердце не велит по такой жаре. Зеленый. Не сомневайся, он полезный… Понимаешь, это в столице более или менее спокойно! А новости почитай! То и дело мятежи! То на севере, то на юге, то на западе, то на востоке… Герат, Газни, Кунар, Балх!.. Недавно двух наших советников убили. Где-то в Пактике. Прямо на командном пункте корпуса грохнули. Группировка мятежников прорвалась и… Нет, ты мне скажи, – возмутился он. – Что за командный пункт корпуса, если к нему мятежники прорваться могут?!
И махнул рукой.
– Нам только “Правду” привозят, – Плетнев пожал плечами. – Там ничего такого…
– Это понятно. Я местные газеты имею в виду. Переводчики просвещают… Да ну их всех. Ты пей чай-то, пей. Варенье вон бери.
За перегородкой послышался негромкий разговор. “Николай Петрович у себя?” – спросил молодой женский голос. Довольно строгий. “У него военный сидит”, – сообщила медсестра Зина. Послышались шаги. Стихли. Должно быть, обладательница строгого голоса вышла на середину комнаты. “Знакомый какой-то, – добавила медсестра. – Из новой охраны, наверное. Симпатичный…”
Шаги возобновились, и в кабинет заглянула девушка в белом халате. На шее, как водится, висел фонендоскоп. Руки держала в карманах. Лицо и впрямь было строгое. Красивое и строгое. Широкие брови немного нахмурены. Глаза большие, черные.
Войдя, она окинула Плетнева мгновенным взглядом и бросила мельком:
– Здравствуйте.
Тут же отвернулась. Длинные темно-каштановые волосы были собраны на
– О-о-о! – начал было Николай Петрович, и по выражению его добродушного и довольного лица стало понятно, что он собирается и ее тоже посадить за стол и напоить чаем.
– Николай Петрович! – оборвала она. – Извините, но уже пять минут третьего!
Кузнецов вытаращился, хлопнул себя ладонью по голове, вскочил и начал рывками снимать халат.
– Из головы вон! Саша, извини, проверяющих встретить надо… Познакомьтесь. Вера, это Александр Плетнев, мой друг. И сосед – в одной коммуналке в Москве живем!.. А это Вера Сергеевна, замечательный доктор.
Вера вежливо улыбнулась краешком полных губ и, помедлив, протянула ладонь для краткого рукопожатия. Ладонь оказалась теплой и сухой.
– Очень приятно, – кивнул Плетнев. – Здравствуйте.
– Ты посиди, посиди! – воскликнул Николай Петрович. – Мы скоро!
Он только развел руками:
– Служба… Как-нибудь еще зайду.
Им было не по дороге. Врачи направлялись в главный корпус, Плетнев – в расположение группы. С Кузнецовым они пожали друг другу руки, с ней ему хотелось бы обменяться улыбками.
– До свидания. Еще увидимся…
– До свидания, – не посмотрев на него, сухо бросила Вера.
Шагая к школе, Плетнев чувствовал легкое раздражение. Неприятно, когда тебя не замечают… Как будто дерево увидела, а не человека. Дерево и дерево, пусть себе стоит!.. “Ну и ладно, – решил он. – Нам с ней не детей крестить”.
Но все-таки какая-то занозка в сердце осталась.
Баллада о тяжелых ботинках
Как-то раз рано утром Симонов вызвал старших лейтенантов Пака и Плетнева.
– Значит, елки-палки, так, – сказал он. – Поступила просьба от афганского руководства. Хотят подучить своих ребят из тутошних органов безопасности… Набрали, елки-палки, бойцов по признаку идеологии. Плакаты они хорошо пишут. Языки тоже на славу подвешены. А что касается остального – беда. Короче говоря, нужно их натаскать по специальной физической подготовке и стрельбе. Готовы?
В качестве сопровождающего с ними ехал какой-то афганец. Пока выбирались из города, спутник помалкивал, но потом Пак его все же разговорил. Он оказался офицером в чине капитана, служил в контрразведке афганского МГБ…
Плохо асфальтированная дорога была довольно безлюдной. Изредка встречались пригородные автобусы, более подходящие для музейного хранения, чем для перевозки людей, – до отказа забитые пассажирами, дымящие, натужно воющие, всегда перекошенные на один бок. Грузовики. Ободранные легковушки… Солнце палило с ослепительно ясного неба, заливая окрестные поля и видневшиеся вдалеке бурые горы. Утомительно яркий свет щипал глаза. Асфальт дал лаковую испарину.
Слева от шоссе показались какие-то свежие руины.
– Во как размолотили, – пробормотал Симонов. – Спроси, что за развалины?
Пак спросил, и афганец оживился.
– Говорит, деревня была. Совсем плохие люди жили, – перевел Пак. – Враги революции. Парчамисты. Халькисты их всех арестовали. Такие, говорит, преступно-родственные связи вскрыли, что не расплести. Друг друга выгораживали, не хотели признаваться в заговоре. В общем, их всех пришлось… – и махнул рукой, повторив тем самым жест афганского капитана.