Победитель
Шрифт:
И все-таки – предлагал матросам червивое мясо. А ничего другого не предлагал. И матросы наворотили бог весть чего, кроваво выплеснув свои вековые обиды. Хотя, как взглянуть с точки зрения логики, тоже были не совсем правы.
Но миром правит вовсе не логика, и поэтому случившееся в пехотной дивизии, дислоцированной в тридцати километрах от Кабула, вполне укладывается в рамки живой и нелогичной жизни.
Разумеется, мятеж начался из сущего пустяка.
Командир комендантской роты лейтенант Фазиль Исмаил третий день страдал от зубной боли, а должность стоматолога медчасти уже полтора месяца оставалась вакантной – доктор
Фазиль Исмаил решил ехать в Кабул, где знал одного платного врача. Для того чтобы осуществить свое намерение, ему требовались две вещи – деньги и время.
Держась за щеку, он направился в штаб дивизии и потребовал того и другого. Ему отказали. В деньгах – сославшись на опустошенность кассы (и это несмотря на то, что жалованье не платилось уже третий месяц). Во времени – потому что не на кого было оставить комендантскую роту на срок отсутствия ее командира.
Действительно, должность его заместителя тоже являлась вакантной: младший лейтенант, занимавший ее прежде, неделю назад, буквально на пять минут выскочив за пределы расположения части, чтобы купить бритвенные лезвия, был расстрелян автоматной очередью из проезжавшей мимо машины. После похорон Фазиль пришел сюда же, в штаб, утвердить намеченную им кандидатуру нового заместителя – сержанта, с которым Фазиль состоял в племенном родстве. Однако начальник штаба, пожевав ус, заявил, что парень слишком молод и не может нести груз столь ответственной службы. А также что у него есть своя собственная кандидатура на вакантную должность – младший лейтенант такой-то, ныне командир взвода четвертой пехотной роты.
Стороной Фазиль кое-что знал про этого младшего лейтенанта. Короче говоря, оба они – и начальник штаба, и младший лейтенант – относились к племенной группе дуррани, представители которой традиционно кормились у кормила власти и пополняли, как правило, правое крыло партии – Парчам.
В то время как сам Фазиль Исмаил (равно как и его креатура) был выходцем из гильзай. И к этой же племенной группе относился самый великий человек партии Хальк – Нур Мухаммед Тараки! А второй – Хафизулла Амин – хоть и вышел из пуштунского племени харатаев, но тоже являлся представителем партии Хальк!
В голове лейтенанта смешался и перепутался целый ряд понятий и обстоятельств. Целую неделю он размышлял об этом, находя все новые и новые причины не доверять начальнику штаба (кстати, комдив тоже принадлежал к дуррани и, скорее всего, симпатизировал парчамистам), пока наконец под вечер описываемого дня не направился в штаб, чтобы, как уже было сказано, отпроситься к врачу.
– Хорошо, командир, – сказал Фазиль Исмаил, услышав уже упомянутый отказ. – Хорошо, деньги я возьму в долг. Но заместитель!.. вы же говорили, что назначите ко мне в заместители своего человека.
– Он сдает дела, – равнодушно ответил тот. – Освободится на будущей неделе.
– И что же мне делать? – спросил лейтенант, нервно кривя щеку.
Начальник поднял на него взгляд своих жгуче-черных глаз и, усмехнувшись, сказал, что именно, по его мнению, следует теперь делать командиру комендантской роты Фазилю Исмаилу.
Возможно,
Фазиль Исмаил мог бы воспользоваться револьвером, но у него возникла лучшая идея.
Деревянными шагами выйдя из одноэтажного здания штаба, обрамленного скудной растительностью, жесткие листья которой мрели в пламени пятичасового зноя, он сощурился, разглядывая территорию расположения дивизии.
С одной стороны бугристого пустыря, обнесенного проволочной оградой на покосившихся столбах, стояло несколько длинных одноэтажных зданий – казарм. С другой располагался парк бронетехники, и страшно было видеть выгорелые до желтизны туши танков, угрюмо замеревших в ожидании прохлады.
Подняв роту в ружье, Фазиль Исмаил тут же направился в расположение танкового батальона, где произнес страстную речь, объяснявшую все те несчастья, что терзали страну. Да, формально у власти Хальк. Но всем управляют парчамисты! Да, вроде бы власть находится в руках людей из племени гильзай и харатай. Но если плюнешь в какого-нибудь генерала или начальника, непременно попадешь в дуррани! Почему так? Потому что всюду обман, и Нур Мухаммед Тараки бессилен сказать народу правду. Возможно, его опоили каким-нибудь зельем. В любом случае, их долг – исправить положение и спасти революцию. Поэтому он объявляет себя комдивом и начинает марш на Кабул.
Уже через десять минут расположение дивизии представляло собой поле неравного боя.
Пять танков Т-55 палили по зданию штаба, быстро превращая его в развалины. В дыму возле него метались редкие фигуры в военной форме. Гремели короткие пулеметные очереди.
Какой-то штабной, стоя у стола и прикрываясь рукой так, словно она могла уберечь его от осколка или груза рухнувшей кровли, кричал в телефонную трубку:
– Здесь бой! Танковая рота обстреливает штаб дивизии! Камалжон убит! Да, убит!
Еще один разрыв – совсем близко! Из окна вылетели стекла, с потолка попадали куски штукатурки. Офицер отчаянно тряс трубку:
– Алло! Алло!!
Взрыв!
Если бы в комнате оставалось хоть что-нибудь живое, то, когда чуть рассеялась пыль, оно могло бы увидеть исковерканное тело штабиста, замершее возле громадной дыры в полуобрушившейся стене.
Через минуту к этой дыре с ревом подъехал танк и остановился, угрюмо ворча и, вероятно, осмысливая дальнейшее.
С грохотом откинулся люк.
Человек в люке стянул с головы шлем. Под шлемом оказалась красная повязка.
Он оглянулся и торжествующе потряс кулаком.
* * *
Весна прошлого тысяча девятьсот семьдесят восьмого года тоже выдалась неспокойной. Утром двадцать седьмого апреля, по мусульманскому календарю именовавшегося месяцем Саур, майор Ватанджар, комбат танковой бригады, стоявшей на окраине Кабула, убедил комбрига выдать по шесть снарядов на каждый из тридцати танков его батальона, чтобы в случае чего было чем защитить президента Дауда. По дороге к арсеналу он ловко дописал в накладной нолик и получил не по шесть, а по шестьдесят снарядов на танк. Батальон покинул расположение части и двинулся к дворцу…