Победитель
Шрифт:
День танкиста
Тишину нарушал только низкий гул, время от времени доносившийся откуда-то издалека.
На белые стены школьного класса тусклое сияние заоконных фонарей ложилось сиреневыми полосами. Аспидно-черный прямоугольник доски отливал в левом углу неожиданно ярким бликом…
Восемь раскладушек… Справа от каждой поблескивает контур автомата… Ботинки, белые тапочки…
Рассматривать все это было некому. Хоть и одетые, а бойцы крепко спали и даже, скорее всего, не видели снов.
Дверь
– Тревога!
При этом он щелкнул выключателем, окончательно разрушив очарование тихой сонной ночи, и все, как поленья, скатились с раскладушек.
Плетнев спросонья потянулся было к тапочкам.
– Штатное обмундирование!.. – заорал Голубков еще жутче.
Через две минуты выстроились во дворе посольства, замерли, невольно прислушиваясь к отдаленным звукам выстрелов и взрывов.
Князев оглядел строй строгим взглядом.
– Вчера вечером афганская пехотная дивизия подняла мятеж и двинулась на Кабул. В настоящее время ее подразделения блокированы верной правительству бригадой спецназа в пятнадцати километрах от города. Там идет бой. Как будут развиваться события, пока непонятно. Наша задача – обеспечить охрану посольства по усиленному варианту. Скоро подтянется афганская бронетехника. В случае попытки проникновения на территорию посольства враждебных элементов принять все меры по пресечению. Оружие применять только при явном вооруженном нападении. Обо всем докладывать мне немедленно. Связь – по радио. Заместитель – майор Симонов.
– Я! – отозвался Симонов, стоявший на правом фланге.
* * *
Залегли на крыше. Голубков с пулеметом – за центральным бруствером, Раздоров с автоматом – в другой ячейке метрах в трех от него слева, а Плетнев – справа.
Уже рассвело, и обычно в это время было довольно оживленно – проезжали машины и автобусы, по тротуарам шагали пешеходы – поначалу редкие, а потом все гуще. На углу напротив раскидывался небольшой базарчик, и к нему тянулись женщины с кошелками. На пыльном пустыре подростки играли в волейбол через веревку…
Сейчас проспект Дар-уль-Аман был пуст.
Низкий гул и погромыхивание, доносившиеся с востока, то стихали, то возобновлялись с новой силой.
Потом со стороны центра города показались два танка. Это были Т-55 – старые добрые советские танки. За ними бодро катил зеленый грузовик.
Первый танк с грохотом миновал переулок, проехал мимо посольства и свернул в следующий. Там он, уже невидимый, продолжал реветь, дымить и лязгать.
Второй остановился на ближнем перекрестке и стал задумчиво водить дулом пушки. В какой-то момент Плетнев увидел абсолютно круглое жерло ствола, и это означало, что если танк сейчас пальнет, он погибнет от прямого попадания снаряда.
Грузовик встал чуть поодаль. Из кабины выбрался офицер. Из кузова – десятка полтора расхристанных солдат. Лейтенант
– Вот, бляха-муха, – с непонятным выражением сказал Голубков. – Кажись, помощнички.
Плетнев перебежал от своего гнезда к нему и залег рядом.
Между тем танк снова заревел, пустив целую тучу удушливого сизого дыма, загромыхал, залязгал, содрогнулся, с натугой повернул и двинулся следом за грузовиком. Въехав в переулок, он снова страшно дернулся, затем повернул башню, уперся пушкой в забор, замер в этом положении и заглох.
– Что это они? – удивился Голубков. – С головой не дружат?
– Да уж какая тут дружба, – пробормотал Плетнев.
Из танка выбрался маленький чумазый механик. Он раскрыл моторный отсек и некоторое время смотрел внутрь. Затем стянул шлем и в явном недоумении почесал затылок. После чего спрыгнул на землю и сел у гусеницы.
– Должно, сломался, – заметил Голубков.
Плетнев хмыкнул.
Из кузова грузовика уже летел шанцевый инструмент.
Лейтенант ударил каблуком прокаленную солнцем глину – от сих! Прошагал метров пятнадцать и снова ударил – до сих!
Солдаты лениво разобрали лопаты и принялись рыть окоп вдоль дувала.
Голубков повернул голову и посмотрел на Плетнева.
– Сань, они чего? Почему вдоль? Они куда стрелять будут? В наш забор?
– Это все понарошку, – пояснил Плетнев. – Ты не переживай.
– Во, бляха-муха, – пробормотал он, в состоянии некоторого потрясения возвращаясь к пулеметному прицелу. – Сдурели!
Офицер направился к танку. Механик уже успел задремать и, когда офицер пнул его, вскочил с заполошным видом. Офицер начал требовательно орать. Механик разводил руками, многословно отбрехивался и показывал на танк – видимо, как на пример никуда не годного механизма. А то еще тряс перед носом офицера вытянутым вверх указательным пальцем.
– Это не ишака водить, – рассудительно заметил Голубков. – Шайтан-арба, понимать надо. А что он ему все палец показывает?
– Может, у него снаряд всего один? – предположил Плетнев. – Или он сам один?
Офицер обозлился и принялся с размаху лупить механика по физиономии. Тот некоторое время закрывался и уворачивался, а потом завыл и сел возле гусеницы. Офицер еще пару раз его пнул, после чего потерял к нему всякий интерес.
– Так и есть. В одиночку приехал.
– Кто?
– Да вот этот, чумазый.
– По идее, в экипаже четыре человека, – заметил Голубков. – Командир, стрелок, радист и механик-водитель. Так?
– Так, – подтвердил Плетнев. – Но это по идее. Возможно, они этой идеи не знают. Сам видишь: чумазый един. В четырех лицах.
– Да-а-а… – неодобрительно протянул Голубков. – Во, бляха-муха, бардак! И технику довели. Да и техника-то, конечно…
И он пренебрежительно сплюнул.
Плетневу стало обидно. Он на таком весь первый курс ездил!
– Что – техника? – переспросил Плетнев.