Победитель
Шрифт:
И снова стал яростно работать шомполом.
– Тебя, – констатировал Голубков. – Точно бы порубили, бляха-муха, это ты правильно говоришь…
– Ну вот. Я ему и говорю, надо менять позицию…
– Заладил, – усмехнулся Раздоров. – Ты учи, учи полковников. Они это страсть как любят. А, Витюш?
Пак завел глаза – мол, спору нет, очень любят. Перекусил нитку и отнес штаны подальше, любуясь шитьем.
Плетнев начал собирать пистолет.
– Да уж, – вздохнул Голубков. – Ужасно любят. Просто хлебом не корми…
– При чем тут – любят, не любят! –
На последних словах он с резким щелчком загнал магазин. Отвел затвор в заднее положение, снял со спусковой задержки. Затворная рама с лязгом встала на место.
– Эх, не понимаешь ты еще службы, Плетнев, – вздохнул Раздоров и снова взялся за книжку.
Дворцовое происшествие
Без четверти десять Плетнев и Голубков, одетые в строгие серые гражданские костюмы, неспешно прохаживались у дверей Главного корпуса посольства. Плетнев размышлял, когда сможет улучить полчаса, чтобы забежать в поликлинику. Сегодня вряд ли. Можно Симонову сказать, что у него болит… ну, допустим, ухо. Тогда он сам в поликлинику погонит… Или ухо – это слишком серьезно? Да, ухо – это перебор. Еще откомандируют к аллаху. Как Архипова. Кому нужен больной разведчик-диверсант?
– Не торопятся, – заметил он, взглянув на часы. – Опаздывают.
– Начальство не опаздывает, а задерживается, – наставительно начал Голубков. – Оно, начальство-то…
Судя по всему, он, как обычно, собирался от нечего делать почесать языком.
Но ему не повезло – Плетнев увидел, что по аллее, ведущей от Главного корпуса к поликлинике, идет Вера. В светлом платье, в теннисных туфлях, с сумочкой в руке, легкой и независимой походкой. И выглядела очень… ну, как сказать… очень женственной она выглядела. Едва заметная улыбка на ее губах говорила, что она это знает.
– Стой здесь! – приказал Плетнев и поспешил навстречу.
Они встретились на пересечении аллей. Остановились в нескольких шагах друг от друга.
Наклонив голову, Вера немного насмешливо смотрела на него.
– Здравствуй! – радостно сказал Плетнев. – На работу?
– Здравствуйте-здравствуйте, – ответила она, улыбаясь. Сумочку она держала обеими руками и покачивалась с пятки на носок. – А куда же еще?
Он почему-то стушевался.
– Ну да… конечно.
– Что к нам не заходишь? – спросила Вера так насмешливо, как будто ответ на этот вопрос должен был вскрыть какие-то постыдные тайны.
Плетнев развел руками.
– Ты же сама говорила: я собой не командую.
– Жалко, – со значением сказала она и снова наклонила голову. – А то мог бы, например, мной покомандовать…
Он невольно сглотнул слюну и ответил неожиданно севшим голосом:
– Да ну. Какой из меня командир!..
Она рассмеялась.
– Мне понравился, – и заключила с притворным вздохом: – Ну, что ж делать!
Плетнев разозлился. Ты смотри, а! Ну как будто не было ничего! Вот они, женщины! Он-то себе места не находит!
– Вот именно, – сказал он, улыбаясь. – Тут других командиров полно.
– Это верно, – легко согласилась она. И вдруг сказала неожиданно ласково: – А знаешь, мне другие не нужны!.. Тебя зовут.
Кивнула в сторону Главного корпуса, усмехнулась и пошла по аллее прочь.
Плетнев тоже обернулся.
Точно: Голубков призывно махал рукой. Из подъезда выходили посол Рузаев и начальник представительства КГБ Мосяков.
* * *
Две черные “Волги” задержались у ворот под неприветливыми взглядами гвардейцев, а потом медленно въехали на территорию дворца Арк.
– Видал? – спросил Голубков, кивнув в направлении двух вкопанных танков и БТРа, дружно целивших всеми своими стволами в сторону въезда. – Серьезно живут.
Плетнев кивнул.
Территория представляла собой плодовый сад, рассеченный узким проездом. Нарядное и довольно причудливое здание дворца обрамляли цветники. Виноградные лозы увивали его до второго этажа.
Машины подъехали к боковому крыльцу.
Из первой неспешно выбирались посол и резидент. Плетнев и Голубков, похоже озираясь, уже стояли у дверей.
Компактная группа двинулась к ступеням внешней лестницы, ведущей на второй этаж дворца. По ней уже сбегал встречавший офицер охраны. Он и поднимался первым. Бойцы шагали по бокам и немного сзади от Рузаева и Мосякова. Переводчик Рахматуллаев, как существо в определенном смысле малоценное, в соответствии с инструкцией замыкал шествие.
Лестница привела в просторный холл второго этажа.
– Ждите здесь, – приказал Мосяков у высоких золоченых дверей, за которыми располагалась комната приемов.
Двери раскрылись, а потом закрылись за ними.
– Да-а-а, – протянул Голубков, озираясь.
Холл был действительно обставлен с роскошью – золоченые вазы с цветами на золоченых же тумбах… драпировки… тяжелые парчовые занавеси…
– Вожди-то, бляха-муха, – удивленно пробормотал он как бы про себя. – Не бедствуют!.. А ковров-то, ковров!.. Да-а-а… Никакого коммунизма не надо.
– Ну почему не надо? – усомнился Плетнев. – Просто пока на всех не хватает. В качестве первого шага осуществлено построение коммунизма в одном отдельно взятом дворце.
– Точно! В отдельно взятом!.. Но вообще-то, я тебе скажу… – протянул Голубков, пристально рассматривая ковер под ногами.
– Ну?
Голубков пошаркал подошвой и с осуждением покачал головой.
– Такой коврик на пол ложить – себя не уважать. Нет, я бы такой коврик…
Плетнев рассмеялся.
* * *
Комната приемов представляла собой уменьшенную копию Зала приемов. Ковры, оружие на стенах. Стол, стулья, красная кушетка. Два окна, задернутых точно такими же шторами, как в Зале. Кроме золоченых входных дверей была еще одна – поскромнее.