Победитель
Шрифт:
Потому что уже чувствовал жжение в груди, под самой глоткой.
– Так, что ли?!
Катерина замерла, прижав к груди книжицу.
– Троша, ты…
– Ла-а-адно! Знаю я вашу породу! Так и тянет тебя, так и тянет!..
Катерина говорила что-то, но Трофим не слышал, что именно, а видел только движение ее губ, вскинутые удивлением и обидой брови, наморщенный лоб, и сам говорил, распаляясь все пуще, и своих слов тоже не слышал, а потому не мог осознать, насколько они жестоки и бессмысленны. В груди жгло, жжение это уже спалило в комнате весь воздух, он задыхался. Да вдобавок хлестнула вдруг, невесть откуда взявшись, хмельная, веселая, лихая фраза Безрука, брошенная им, когда заговорили спьяну о каких-то довольно скользких и ненужных вещах,
Все вместе, сложившись, окончательно погасило рассудок, выключило сознание, оставив от прежнего командира Трофима Князева только самую малость – злую, беспощадную силу, которой он так славился в полку…
Через секунду он пришел в себя, с тупым удивлением обнаружив шашку в собственной руке, разрубленный пополам стол, Катерину, прижавшуюся к буфету с плачущим Гришкой на руках, и ее взгляд – чужой взгляд, каким никогда прежде она на него не смотрела: испуганный, жалкий, но в то же время и упрямый, осатанелый от отчаяния – или от злобы? от ненависти?
Тут что-то стукнуло, хлопнуло, кто-то схватил его сзади… Комаров!
– Ты что?! Трофим!!!
Трофим протрезвел – аж зубы заломило.
– Оставь, – сдавленно сказал он, поводя плечами. – Пусти, не трону!..
И как был – с шашкой в одной руке, с ножнами в другой – вывалился за порог.
* * *
Бронников отложил рукопись и еще некоторое время посидел, устало растирая лицо ладонями. Со вздохом поднялся, положил стопку исписанной бумаги под крышку радиолы. На скамье у качелей неспешно толковали о чем-то два человека в похожих синих спецовках. Между ними лежал потертый черный чемоданчик, какими пользуются сантехники. На чемодане стояли два стакана и какой-то сверток – с закусью, должно быть. Бронников взглянул на часы. Ему показалось странным, что они сидят так долго – часа три, не меньше… Он мельком подумал об этом, а потом начал одеваться и отвлекся. И не заметил, что, когда минут через десять вышел из подъезда, один из сантехников неспешно последовал за ним…
Позиция
Кабинет начальника представительства КГБ в Кабуле генерал-лейтенанта Мосякова был обставлен совершенно не так казенно и скучно, как прочие помещения Советского посольства. Едва слышно гудел кондиционер, высокие окна закрывали плотные шторы, мягкая мебель – диван и нескольких кресел – располагала к спокойному и рассудительному времяпрепровождению.
Однако сам Мосяков – моложавый плотный мужчина с красными прожилками на носу и щеках – то и дело морщился и вообще выглядел недовольным.
КАБУЛ, 11 СЕНТЯБРЯ 1979 г.
Это объяснялось тем, что нынче рано утром из Кабула в Москву отбыла комиссия Управления в составе двух генералов и одного полковника. С каждым из них Мосяков в разные годы пересекался по службе, и у каждого об этом остались не самые плохие воспоминания.
Поэтому вчерашнюю встречу начали кебабом и “Столичной” московского разлива в одном уютном заведении, что держал брат министра погранохраны Ватанджара. Чужих тут не принимали, а на этот вечер Салих и вовсе закрыл ресторанчик для прочих посетителей, обеспечив высоким гостям уют и совершенную конфиденциальность. Продолжили здесь, в кабинете, коньяком и кофе, и снова коньяком, а когда коньяк кончился, опять “Столичной”. Все эти радости отдавались теперь изжогой, раздражительностью и головной болью.
Иван Иванович стоял с другой стороны стола. Шестым чувством он ловил волны недовольства, исходившие от начальника, поэтому был особенно подтянут и точен в формулировках – что называется, на нерве. Перед резидентом лежала развернутая карта. Он косил в нее красноватым глазом, а Иван Иванович, когда требовалось, показывал маршрут остро заточенным карандашом.
– Самолет вылетает из Ташкента в десять тридцать утра. Ориентировочное время прибытия в аэропорт города Кабула – двенадцать
– Понятно, – сказал резидент. – Погоди.
Он встал, подошел к холодильнику и достал бутылку воды “Перье”.
– Будешь?
– Спасибо, – твердо ответил Иван Иванович. – Воздержусь.
Сопя, резидент вынул из серванта стеклянный винный бокал, наполнил его пузырящейся водой, жадно выпил и снова налил доверху. Бутылку сунул в холодильник, а бокал поставил рядом с собой на стол.
– Ну? – спросил он, возвращаясь к делу.
– В районе кишлака Абичараг, – сказал Иван Иванович, легонько мотая острием карандаша вокруг кружочка на карте, отражавшего собой существование упомянутого поселения, – проходит дорога местного значения.
– Где? – присунулся резидент.
– На карте не обозначена, – вздохнул Иван Иванович.
– Ну вот, – буркнул Мосяков. – Здрассьте вам. Какая дорога?
– Обычная дорога… проселочная такая, – сбился Иван Иванович с взятого поначалу математически четкого тона и даже невольно сделал левой ладонью волнистое движение, показывавшее качество этой долбанной дороги. – Плохая дорога, не знаю, кто по ней и ездит. Булыган на булыгане… Она вот тут идет, вдоль основной, почти параллельно. А в этом вот примерно месте, – снова помотал карандашом, – их разделяет водораздел. Седловинка такая. Метров семьдесят превышение над основной трассой. А над этой, второстепенной… – Он пренебрежительно махнул рукой: – И того меньше. Метров пятьдесят…
– Ага, – сказал резидент. – Сам был?
– А как же, Сергей Степанович! – Иван Иванович расплылся в несколько неестественной улыбке. – Как можно! Конечно! Два раза ездил, всю подвеску поуродовал… поднимался каждый раз, смотрел… Под видом сбора боярки.
– Чего? – удивился Мосяков.
– Боярка тут у них, – пояснил Иван Иванович. – Съедобный сорт боярышника. Сладкая. Я когда в Киргизии после училища…
– Ясно, – оборвал резидент. – Схема отхода?
– Схема отхода простая. Проселочная дорога начинается вот здесь, от другого шоссе. С трассы, по которой движется объект, на нее можно попасть либо в объезд, либо пешком, перевалив указанный водораздел. То есть даже в самом горячем случае, пока они будут бегать по горам, мы уже уедем. Гнаться за нами некому – на проселочной дороге никакая машина их не ждет…
– Ну что же, красиво, – одобрил Мосяков. – Остался только один вопрос: а если он не поедет?
Иван Иванович подумал.
– Тогда не знаю, – ответил он. – Других вариантов у меня нет.
Мосяков вздохнул и открыл было рот, чтобы рассказать ему, что к чему в этой растреклятой жизни, – однако сдержался. Ну и впрямь, если судить по справедливости, Иванов ни в чем не виноват. Наоборот! – вон, оказывается, уже таскался зачем-то по седловинкам, искал подходящую позицию, хоть еще и указания такого не поступало! Стало быть, проявил чутье и похвальную инициативность!.. Однако клокотавшее в нем раздражение все равно должно было найти какой-то выход. То есть, они что там все?! – подумал Мосяков и едва не заскрипел зубами. – Они думают, вчера послали указивку, а сегодня тут уже все сладится?! У них мозги-то есть?! Хотя бы в объеме столовой ложки на всю команду?! “К приезду Генерального секретаря Народно-демократической партии Афганистана Нур Мухаммеда Тараки обеспечить!..” Обеспечить им!! Никто не спорит, нужно это сделать… и давно уже нужно было сделать!.. Так ведь никто не чесался!.. А убрать второе лицо в государстве – это не курицу зарезать, черт вас всех побери!..