Победитель
Шрифт:
Огарков несколько секунд молчал. Потом заговорил голосом человека, потерявшего надежду быть услышанным.
– Дмитрий Федорович! Это же чистой воды авантюра! Не решим мы там никаких задач такими силами! И обстановку в стране не стабилизируем! Если вводить войска, то понадобится тридцать – тридцать пять дивизий! Ведь необходимо перекрыть границы с Пакистаном, занять важнейшие населенные пункты, аэродромы, коммуникации! Не допустить проникновения в Афганистан новых вооруженных отрядов оппозиции! Остановить приток оружия! Разоружить сопротивляющиеся отряды внутри страны!.. Ну, я не знаю! Давайте до ввода войск хотя бы командно-штабное учение проведем! Может быть, по его результатам
– Все сказал? – Не дожидаясь ответа, Устинов раздраженно повысил голос: – Что, Политбюро будем учить? Нам надлежит приказания исполнять!.. И ждать больше нельзя! Вот, почитайте, что представительство КГБ пишет! Амин убрал Тараки, а что теперь? Армия развалилась, сам он на грани полного краха. Будем ждать, когда американцы туда войска введут?!
Огарков просмотрел донесение. Положив лист, сказал со вздохом:
– Товарищ министр, я генерал-лейтенанта Астафьева привез. Он несколько дней как из Кабула. У него совершенно иное мнение…
– Опять у него иное мнение! Вечно у него иное мнение! Давай теперь из пустого в порожнее переливать!.. – Он нажал кнопку селектора и скомандовал: – Астафьева ко мне!
Повисла пауза. Устинов барабанил пальцами по столу. Наконец дверь раскрылась.
– Разрешите войти, товарищ министр обороны!
– Докладывайте, что в Кабуле!
– Очень неспокойно, – сказал Астафьев. Устинов хмуро кивнул в ответ. – Амин продолжает чрезвычайно жесткую политику в отношении своих противников. – Устинов снова кивнул, как будто даже с удовлетворением. – За последние несколько дней три мятежа – 30-й горный пехотный полк в Асмаре. – Устинов кивнул. – 36-й пехотный в Нарае. – Устинов опять кивнул. – 18-й пехотный в Хосте…
– Так что ж тогда вы мне тут!.. – со сдерживаемой яростью сказал министр, протягивая Астафьеву документ. – Вы это читали? Что тут неверно? Вы же то же самое говорите!
– Мятежи и раньше случались, – сказал Астафьев, взглянув на бумагу. – Но тут сказано, что сторонники Тараки пользуются широкой поддержкой. Это совершенно не соответствует действительности. КГБ поддерживает сторонников Тараки, потому что с ними проще иметь дело. Так уж сложилось… В действительности Амин сегодня пользуется большим авторитетом. Если не считать его экстремистских устремлений в отношении своих политических противников, он ведет более разумную и деятельную политику, чем…
– …Чем его покойный предшественник! – перебил Устинов. – Вот вы теперь про Амина мне толкуете, а раньше говорили, что с головы Тараки не упадет ни один волос! Где Тараки?! Леонид Ильич его своим личным другом считал! Вы это способны понять?!
– Да, – хмуро кивнул Астафьев. – Это роковая ошибка Амина, и если бы не…
Устинов резко кивнул.
– Вот именно – если бы! Но она уже сделана! И неисправима!.. – Он раздраженно постучал по столу карандашом. – Что касается вашего мнения, то имейте в виду, что вы политическую обстановку изучаете как бы попутно. А сотрудники КГБ головой отвечают за каждое слово. Кому же верить?
Астафьев взглянул на Огаркова, словно ища поддержки. Тот едва заметно кивнул.
– Тут вот какое обстоятельство, товарищ министр обороны, – не очень решительно сказал Астафьев. – Если бы голова была трезвая, тогда конечно. А если голова все время…
Он характерным жестом щелкнул себя по горлу.
В первую секунду казалось, что Устинов сейчас взорвется. Он возмущенно посмотрел на Огаркова – мол, что твои работнички себе позволяют! – потом снова на Астафьева. С досадой махнул рукой.
– Ладно, мне все ясно! Свободны!.. Вас на Политбюро пригласили?
– Так точно, – ответил Огарков.
Во взгляде
– Ну, тогда поехали, выскажетесь напоследок, – Устинов вздохнул и закончил с досадой: – Хоть уже и поздно!..
* * *
И все-таки Дмитрий Федорович Устинов не понимал мотивов своего заместителя – начальника Генерального штаба Огаркова. Что он так уперся?
Герой древности Агесилай, будучи расположен к ахейцам, предпринял вместе с ними поход в Акарнанию и захватил большую добычу. Ахейцы просили его потратить еще некоторое время, чтобы помешать противнику засеять поля. По их мнению, это еще раз показало бы ему, противнику, как глупо воевать с ахейцами. Однако Агесилай ответил, что сделает как раз обратное, ибо враги более устрашатся новой войны, если к лету их земля окажется засеянной…
Конечно, можно предположить, что маршал Огарков – стратег именно такого уровня. Стратег, способный самым неожиданным образом, на взгляд простака и дилетанта, связать отдаленные обстоятельства и детали, обнаружить закономерности этих связей и предложить решение, главным свойством которого является понимание всех его последствий.
Если такое себе представить, то упрямство Огаркова должно вызвать уважение, желание прислушаться к нему, понять причины, разобраться.
Однако Устинов хорошо знал своего заместителя. И, отдавая должное его деловитости, твердости в обращении с подчиненными, способности додавить, дожать, поставить исполнителей в условия, когда им лучше вылезти из кожи, чем подвести руководство, не раз убеждался: звезд с неба Николай Васильевич все же не хватает.
Да и с чего бы? Пока не взлетел на ответственные должности, вся его служба была службой инженера, инженера-штабиста. То есть, если и размышлял, то насчет толщины и количества защитных накатов, характеров земляного покрытия, типов сооружений, количества амбразур, секторов обстрела, видов препятствий и прочих мелких суставов, жил, сосудов и хрящей армейского тела, без которых не обходится ни наступление, ни оборона. И которые, однако, не могут и не должны занимать мысли крупного полководца, отвлекать его от широкомасштабных, стратегических раздумий, вовлекающих в свой круг жизнь иных стран и эпох.
Николай Васильевич Огарков не имел опыта ни военных кампаний, ни хотя бы крупных сражений, самолично спланированных и доведенных до победного конца.
Впрочем, Устинов и сам был человеком военным лишь постольку, поскольку руководил военной промышленностью; и в той степени армеец, в какой мог стать, управляя отраслью, выкованной по жестким армейским законам. Маршальское звание полагалось ему как приложение к высокой должности министра обороны.
Выходец из бедняцкой семьи, слесарь, рабфаковец, инженер, он был назначен директором крупного ленинградского завода в один из ледяных декабрьских дней тридцать седьмого года. Прежний директор был арестован и на допросах раскрыл целую сеть вредителей-троцкистов, поставивших главной задачей своей подпольной деятельности нанесение максимального ущерба обороноспособности СССР. В двух кварталах от завода располагался Реактивный научно-исследовательский институт, разделивший судьбу всех ленинградских предприятий – той зимой его тоже “чистили”. Начальник Ленинградского отделения РНИИ Лангемак после второго допроса решил отказаться от никчемного запирательства и пошел на сотрудничество с пролетарским следствием, назвав участниками антисоветской организации директора института Клейменова, инженеров Королева и Глушко.