Победитель
Шрифт:
– Так точно! Разрешите?.. Товарищ Генеральный секретарь ЦК КПСС. Товарищи члены Политбюро. Афганистан представляет собой сложный сплав народностей, традиций и верований. Страну населяют пуштуны, таджики, узбеки, туркмены, арабы, хазарейцы, белуджи, чараймаки, муританцы, нуристанцы, племена сафи, моманд, шинвари…
Брежнев недоуменно почмокал, потом сказал, прерывая:
– Покороче, пожалуйста.
– Афганцы – нация профессиональных военных, – продолжил маршал. – Афганистан никогда не был завоеван противником. Наиболее показательны англо-афганские войны. На протяжении пятидесяти лет Англия несла огромные потери, но так и не смогла
Брежнев закрыл глаза. Через секунду его голова начала клониться набок.
Огарков громко откашлялся.
Генсек вздрогнул.
– Да, товарищи, – пробормотал он, окинув присутствующих мутным взглядом. – Гм, гм. Продолжайте.
– Жестокие и неумелые действия афганского руководства, предпринимаемые со дня Апрельской революции, привели к укреплению афганской оппозиции. В настоящее время она контролирует две трети территории, где проживает почти все сельское население. Ввод войск в составе семидесяти пяти – восьмидесяти тысяч человек не поможет решить эту проблему. Наивно рассчитывать, что можно будет распределить советский контингент по крупным городам в виде гарнизонов, поручив ему решение исключительно миротворческих задач. Он неминуемо будет вовлечен в широкомасштабные военные действия!
– В Афганистане нет военного противника, который мог бы нам противостоять! – громко и недовольно сказал Устинов, решительно отмахнувшись. – Как только наши войска появятся в стране, оппозиция тут же сложит оружие, я в этом уверен! И народ сможет наконец спокойно заняться строительством нового общества!..
– Товарищ министр обороны, – сдержанно ответил Огарков. – Ваша уверенность является положительным фактором. Однако пока она не подтверждена никаким опытом. Зато очевидно, что этот безрассудный шаг приведет к очень большим внешнеполитическим осложнениям. Мы восстановим против себя весь восточный исламизм и политически проиграем во всем мире…
– Знаете что! – неожиданно жестко и зло оборвал маршала Андропов. – Занимайтесь-ка лучше военным делом! А политикой займемся мы! Партия! Леонид Ильич!
– Я – начальник генерального штаба! – сказал Огарков, с трудом сдерживая возмущение.
– Вот именно! – сухо бросил Андропов. – И не более! Вас пригласили не для того, чтобы выслушивать ваше мнение. А чтобы вы записывали указания Политбюро и претворяли их в жизнь! Вам это понятно?
И уставился немигающим взглядом сквозь опасно поблескивающие очки.
Огарков стиснул зубы.
– Да-а-а, – задумчиво протянул Брежнев, как будто не слыша перепалки. – Вот такой, стало быть, расклад… Тараки просил нас ввести войска. Мы ему отказали. Теперь Амин просит о том же – и выходит, что мы идем ему навстречу… Нет, ну какой же подонок этот Амин! Задушить человека, с которым делал революцию! Я представить себе этого не могу! – Он горестно покачал головой. – Еще десятого сентября мы с товарищем Тараки сидели в соседнем зале!.. обсуждали планы… я обещал помощь, поддержку!.. И что получилось?.. Что теперь скажут в других странах? Хороши помощнички: не только поддержки – жизни не смогли обеспечить товарищу Тараки!.. Как таким можно верить? Как на таких можно опираться?.. Мерзавец!..
Все молчали.
– Ну хорошо, – сказал Генсек. – Значит, товарищи, решение принимаем следующее. Причем, надо сказать, не в первый раз такое решение принимаем. – Брежнев недовольно покосился на Андропова. – Амина нужно убирать. Все согласны?
Члены Политбюро покивали.
– А что
– Да, Леонид Ильич, – ответил Андропов. – Кармаль Бабрак, один из ближайших сподвижников Тараки. Сейчас он является послом Афганистана в Чехословакии. Коммунист. Верный ленинец… Готов возглавить борьбу с кровавым режимом Амина.
– Кармаль Бабрак, – повторил Брежнев, как будто пробуя имя на язык. – Верный ленинец, говорите?.. Ну хорошо. Мы должны поддержать его в самом начале его ответственной деятельности. Всеми возможными способами. Поэтому войсковую группировку в составе, указанном товарищем Устиновым, все-таки будем готовить, – Он помедлил и закончил: – На всякий случай.
Приказ
Командир группы антитеррора “А” полковник Карпов хмуро принял пальто у пожилой гардеробщицы. Вытянул из рукава мохеровый шарф. Застегнул пуговицы. Надел бобровую шапку и, напоследок мельком посмотрев в зеркало, двинулся к выходу.
На дворе мело, серое стылое небо без устали сыпало колючий снег, из-под колес заляпанных грузовиков летела грязная каша, прохожие сутулились, безуспешно закрываясь от ветра. Ничто не предвещало каких-либо перемен в отношении всеобщей бесприютности.
Выйдя из широких дверей Управления, он в рассеянности сделал несколько медленных шагов по заснеженному тротуару, а потом даже остановился и поднес руку к виску, как будто мучительно пытаясь что-то припомнить. Через секунду встрепенулся, невольно оглянувшись, чтобы понять, не видел ли кто-нибудь этого необъяснимого приступа нерешительности, и собранно направился к ожидавшей его машине.
Сев на переднее пассажирское сиденье черной “Волги”, он захлопнул дверь и спросил:
– Сигареты есть?
Водитель удивленно повернул голову.
– Папиросы только… Да вы же не курите два года, Павел Андреевич!
– Давай!
Сопя, сунул конец папиросы в ладони, где трепетал оранжевый огонь спички.
– Закуришь тут, – буркнул он затем, медленно выдыхая дым, с отвычки отдавшийся в голове звенящим дурманом. Еще раз жадно затянулся. – В расположение!.. хотя постой… Поехали.
– Куда?
– Говорю же – поехали! – повысил голос Карпов. – Куда глаза глядят!..
Водитель состроил обиженную рожу и выжал сцепление.
Вырулив в арку, “Волга” влилась в поток машин и неспешно покатила по улице.
Карпов откинулся на спинку и закрыл глаза.
Он не знал, что делать.
У него двое детей. Кирюхе двадцать, третий курс училища, на казенном коште и от отца уже практически не зависит. С матерью его Карпов давно развелся, Кирке пяти лет не было… даже уже стало забываться помаленьку, как получал по шапке из-за этой стервы мокрохвостой!.. Писала на него, сука предательская, и по партийной, и по должностной линии… едва билет на стол не положил!.. чтоб ей пусто было… А Натке – двенадцать. И уже три года она живет с отцом и бабкой со стороны матери, тещей Карпова, старухой семидесяти шести лет, за которой уж за самой пора присматривать… Хотя, конечно, и на том спасибо: из школы Натка идет домой, обед готов, есть кому приглядеть, чем она занимается… да, да! – и на том спасибо. Что же касается Наткиной матери, Алевтины, чье имя чернело в душе беспощадным провалом, то весной, летом и осенью Карпов берет Натку в Лефортово, на немецкое кладбище. Зимой они никогда туда не ездили, нет, – Карпов боялся простудить дочь.