Поцелуй победителя
Шрифт:
— Знаю.
Голос Арина разбудил Кестрель. Она подняла голову и отстранилась. Ее губы казались совсем тонкими. Под глазами залегли тени. Коса наполовину расплелась.
— Как битва? — спросил Арин.
Кестрель и Рошар переглянулись.
— Все настолько плохо?
— Отдыхай, Арин, — сказала Кестрель.
Рошар щелкнул зубами.
— Только пусть не увлекается. Он все время теряет сознание. При травмах головы это вредно. Не давай ему спать, — посоветовал Рошар, а потом обратился к Арину: — Я не могу с тобой остаться. Надо организовать отступление к городу.
У Арина внутри все сжалось. Отступление к городу — отчаянная мера.
— Нет!
Он попытался придумать что-нибудь получше. Кестрель молчала с угрюмым видом.
— Я правда хочу посидеть с тобой, — сказал Рошар. — Но не могу.
Арин поднял руку и коснулся щеки друга. Принц вздрогнул. Конечно, он вспомнил гэрранский жест, но помедлил, прежде чем ответить тем же. Арину стало грустно. Он уронил руку и провел пальцами по резной раме кровати. Ему было стыдно за то, что он отнял у Рошара спальное место.
— Где же ты будешь спать?
— Не бойся. Для меня постель всегда найдется.
Принц ушел, и тогда Арин спросил у Кестрель:
— Почему мы проиграли битву?
Вопрос расстроил ее.
— Ничего другого ты спросить не мог?
— Это важно.
— Важнее, чем то, что ты едва не погиб?
— Но не погиб же.
Голос Кестрель прозвучал отрывисто:
— У моего отца слишком много пороха. И солдат. И опыта.
— Но как именно он победил?
— После того как он избавился от наших стрелков, повел масштабную лобовую атаку. Я не видела весь бой.
Сердце бешено стучало, чувство вины не давало покоя.
— Потому что ты уехала со мной.
— Прости, — быстро сказал Арин. — Поговорим о чем-нибудь другом. О чем хочешь.
Кестрель открыла рот, потом снова закрыла. Затем тихо произнесла:
— Помнишь мозаику?
— Да.
— Каждый камешек на своем месте. Как будто кусочкам хотелось держаться поближе друг к другу.
— Да. — Он запутался, не понимая, что мозаика значила для Кестрель и почему она заговорила об этом сейчас. Как будто пыталась объяснить, что лево на самом деле право — или и право и лево одновременно… Арин же понимал только, что лево и право — это очень важно, но не мог уловить ни их значения, ни различий. Он прикрыл глаза.
— Арин, нельзя!
— Я ненадолго.
— Нет. — Кестрель схватила его за руку.
— Шш.
— Сказки, — выпалила она. — Та мозаика изображала сказки, верно?
— Да, древние мифы.
— Я тебе их перескажу.
Арин приоткрыл глаза. Он не помнил, когда успел их закрыть.
— А ты их знаешь?
— Да.
С самого начала стало ясно, что ничего она не знала. Отдельные фрагменты Кестрель действительно слышала, но соединяла их так, что Арин улыбнулся бы, если бы не было так больно.
— Ну ты и выдумщица, — выдохнул он.
— Не перебивай.
В основном Кестрель сочиняла на ходу. Изображения она не забыла — Арин порадовался тому, как хорошо она запомнила детали мозаики: где находился какой бог, как выглядел язык змеи. Но ее сюжеты не имели никакого отношения к гэрранской религии и иногда казались совершенно бессмысленными.
— Повторим, когда у меня будут силы посмеяться, — предложил Арин.
— Что, так плохо?
— Мм. Для валорианки, пожалуй, сойдет.
Но Арин больше не мог держаться, все вокруг опять поплыло. Мир словно состоял из ваты, которую растягивают в разные стороны. Как долго говорила Кестрель? Может, несколько часов? Он не знал. Когда она успела снова положить голову туда, где билось его сердце? Грудь Арина размеренно поднималась и опускалась.
— Арин!
— Я знаю. Спать нельзя. Но я так устал.
Кестрель принялась сыпать угрозами, но он не расслышал и половины.
— Приляг со мной, — пробормотал Арин. Ему неприятно было думать, что она сидит на земле.
— Обещай, что не уснешь.
— Обещаю.
Но это неправда. Арин понимал, что будет дальше. Кестрель легла рядом. Сон затягивал его: стало мягко, темно, бархатно. Арин вздохнул и перестал сопротивляться.
34
Когда она проснулась, Арина не было рядом. Сердце Кестрель бешено заколотилось и не успокоилось даже тогда, когда она выбралась из палатки и обнаружила, что Арин кипятит чайник на костре под синим предрассветным небом. Он поворошил угли.
Кестрель потребовала объяснений.
— Нашел коробку чая в палатке. Рошар не станет возражать, — добавил он в ответ на возмущенный взгляд Кестрель.
— Зато я возражаю!
Он недоуменно перевел взгляд на чайник.
— В чем дело?
— Тебе нельзя было спать!
— Мне стало лучше.
Может, и так. Но ей все равно было больно смотреть на него, на густо-фиолетовый синяк, который успел расползтись от лба до щеки, задев даже уголок глаза. На виске ссадина от удара. Арин до сих пор был в грязной тунике — возможно, не хотел пачкать чистую. На его обнаженных руках засохла кровь. От внезапного осознания пережитого под ребрами у Кестрель словно образовалась пустота.
— А мне тем более нельзя было засыпать.
— Тебе нужно отдохнуть после битвы и дороги. Тебе явно пришлось непросто.
— Да.
Арин повертел в руках коробочку с чаем. Внутри зашуршали сухие листочки.
— Спасибо, что спасла мне жизнь.
— Я думала, ты умер. Или умрешь.
Он уставился на коробку.
— Я знаю, это тяжело. Смотреть, как кто-то умирает.
— Не кто-то. Ты, Арин.
Он кивнул, но тут же поморщился и отложил коробочку с таким видом, будто вообще не слышал слов Кестрель. Она уселась возле костра, подогнула колени и оперлась на них рукой, спрятав губы и подбородок в сгибе локтя.