Почти что сломанная жизнь
Шрифт:
– Ну, давай же, рано или поздно тебе придется простить меня, - умасливает она.
– Я уже простил тебя. Но я не забыл и никогда не забуду. Мы закончили.
– Ты думаешь, прислав мне бумаги на развод, ты закончишь все это? Мой адвокат тебя живьем съест, - ее голос становится злым. По тому, как она пыхтит, я могу сказать, что она расхаживает туда-сюда, как она обычно делает, когда бесится.
– Мы позволим адвокатам самим разобраться с этим. До свидания, Челси, - говорю я до того, как она начнет следующую тираду.
Мой разум незамедлительно
Ее сила ослепляет меня. Но ее душа так сильно страшится угроз и боли.
Эйлин может и сломана, но и мне самому нужно спасение.
Глава 6
Одна тысяча двадцать второй день и мне все еще больно.
Моя душа продолжает кровоточить, а сердце все так же погружено в лед, боясь что-либо почувствовать.
Но сегодня я собираюсь открыть дверь. Сегодня я действительно собираюсь попытаться.
Попытаться увидеть мир не только в бежевом цвете.
Попробовать вернуть краски в мою сломанную жизнь.
Попробовать дышать, не позволяя постоянному вихрю безнадежности толкать меня все дальше в темноту.
Я собираюсь попытаться.
Выглядывая из окна кухни, замечаю ярко-голубое небо. Частично спрятавшееся солнце ярко сияет, освещая все вокруг.
Быть может однажды эти золотые лучи света дотянутся и до меня. Возможно, солнечный свет растопит лед в моем сердце и заполнит пустоту в нем так, что я снова буду цельной.
Раздается звонок в дверь, и я знаю, что доктор Шрайвер уже приехал. Еще только 9:50. Он приехал раньше. Подхожу к двери и смотрю в глазок. Я не могу его видеть.
Это не он?
А если это они, и они вернулись, чтобы убить меня?
– Эйлин, вы сказали, что откроете дверь, - говорит из-за двери доктор Шрайвер. Он должно быть уже присел, ожидая меня.
Я ввожу код, чтобы отключить сигнализацию, отпираю дверной замок, а затем опускаю свою руку на ручку и второй замок.
Сердце бьется быстро, и я ощущаю, как струйка пота стекает по моей шее вниз.
Я могу сделать это.
Я могу открыть дверь.
Это всего лишь гребаная дверь, Эйлин. Открой ее.
Я открываю маленькую щелочку и выглядываю наружу.
Положа ногу на ногу, Доктор Шрайвер сидит на крыльце и смотрит на меня.
– Как мило с вашей стороны присоединиться ко мне сегодня, Эйлин. Не хотите ли присесть?
– Смеясь, говорит он и рукой указывает мне на пол с моей стороны прозрачной дверь.
– Спасибо, что снова пришли увидеться со мной, доктор Шрайвер.
– Я присаживаюсь на пол, принимая такую же позу, что и он.
– Вы точно собрались сделать из меня либо старика, либо напыщенного осла с перьями в заднице. Пожалуйста, зовите меня Домиником.
Из меня вырывается маленький смешок, и я киваю ему головой.
– Расскажите мне о своей ночи? Что вчера было у вас на ужин?
– Спрашивает он.
На ужин? Он хочет знать, что я ела? Это немного… странно.
– Умм, я ела спагетти.
– Сами готовили?
– Да, сама. Я немного умею готовить. Конечно, я не великий повар, но накормить себя могу. Я люблю свежеприготовленную пасту, а не магазинную, поэтому я заготавливаю сразу большую партию, которую можно растянуть на какое-то время. Я не большой едок.
– Я смотрю на улицу, позади Доминика.
– Какое у вас самое любимое время года? Сам я люблю весну, она словно обещание новых и восхитительных вещей в будущем. Недвижимые, спящие зимой вещи, будто обретают вторую молодость. Единственное, чего я не люблю, это пчелы. У меня аллергия на пчелиный яд. На самом деле, я даже ношу с собой шприц с антидотом, на всякий случай. Думаю, мои шансы стать пчеловодом вылетели в трубу в тот самый первый раз, когда меня везли в больницу из-за того, что опухшая трахея перекрывала доступ воздуха.
– Он смеется своей собственной шутке, и я понимаю, что улыбаюсь вместе с ним.
– А мне нравится осень, - отвечаю я, опустив глаза и смотря в пол.
– Что же так привлекает вас в осени?
– Мне нравится наблюдать, как листья меняют цвет. Я сижу на столешнице кухонного стола и каждый день смотрю, как ярко-зеленые листья становятся желтыми, а потом и темно-оранжевыми.
– Вам нравится оранжевый цвет?
– Да, думаю, да. Моя жизнь бесцветна. Мне нравится притворяться, что я погружена в яркость. Но в большинстве случаев это происходит только на несколько секунд, до того момента, как я напоминаю себе насколько черная у меня жизнь.
– Я опускаю подбородок на грудь под весом правды в моих собственных печальных словах.
– А какой у вас самый любимый цвет? Я люблю зеленый. Я нахожу его очень успокаивающим и жизнеутверждающим.
Посмотрев на Доминика, я замечаю, что на нем надеты темно-синие джинсы и зеленая рубашка на пуговицах с длинными рукавами.
– Фиолетовый. Когда я была маленькой девочкой, мне хотелось фиолетовую комнату. Мои папа с мамой любили меня так сильно, что они покрасили мою спальню в четыре оттенка фиолетового. Они сделали это, пока я была в школе, и когда я вернулась домой, они притворились, что это самый обычный день. Войдя в свою комнату, я кричала и плакала от восторга.
– Сколько вам было тогда лет?
– Мне было двенадцать. Я все еще помню тот день, как будто это было вчера. Мне не разрешали спать в моей комнате несколько ночей, пока запах не выветрится. Этот цвет остался до сих пор. Ну, я предполагаю, что это все еще четыре оттенка фиолетового. Я не была в доме у родителей в течении… - я замолкаю, не желая заканчивать предложение.
– Расскажите мне о своих друзьях.
– У меня их нет.
Доминик глядит мне в глаза и, хмуря брови, склоняет голову набок.