Под жарким солнцем
Шрифт:
Гриценко почувствовал, что сердце парня забилось сильнее, когда он заговорил о насаждениях, убедился — молодой агроном влюблен в свое дело, которое стало его призванием.
— Вы говорите как поэт, — похвалил его Гриценко.
— Поэзия — это вдохновение, а если хотите, то в агрономии больше поэзии, чем где-либо… Разве есть что-либо красивее, чем цветущее дерево или созревшие яблоки и сливы… Разница только в том, что поэт красоту воспевает, а мы, агрономы, помогаем ее создавать.
— В природе красот достаточно,
В просторном хозяйственном дворе возле амбара Гриценко увидел конюха.
— Дядя Ваня, моя двуколка на месте? — спросил его Гриценко. — А чалая кобыла?
— Кроме вас, никто на ней не ездит.
— Выведите ее, пожалуйста. Мы с товарищем поедем в степь.
Конюх вывел чалую, напоил и хотел запрягать, но Гриценко забрал у него упряжь.
— Я сам, — сказал он.
Блоштейн и главный агроном сели в двуколку и поехали. Кобыла, слегка нагнув голову, выставила холку и, ловко перебирая ногами, понеслась так быстро, что двуколка подпрыгивала на ухабах. Гриценко, натянув вожжи, сдерживал лошадь.
— Тише, тише! Смотрите, как мчится! Ты только отпусти вожжи, никакой скорый поезд с нею не сравнится.
— Красивая лошадь! — сказал Блоштейн. — Я люблю лошадей. Жаль, что некоторые их недооценивают. Для агронома ничего нет удобнее двуколки.
Осматривая поле, Блоштейн начал расспрашивать:
— Какой севооборот у вас? Какой собираете урожай зерновых и других культур?
Гриценко по душе был интерес Блоштейна ко всему. В некоторых случаях он даже спорил с ним, но ему все было приятно. С удовольствием он подчеркивал:
— Оказывается, вы интересуетесь не только садоводством, а я думал… — Гриценко вдруг натянул вожжи: — Тпрру…
Он спрыгнул с двуколки и вместе с Блоштейном пошел осматривать выделенный под сад массив.
Блоштейн часто нагибался, рылся в земле, что-то записывал в блокнот.
— Какие сорта яблок вы решили посадить? — спросил он.
— Еще не решили. Об этом мы посоветуемся с научными сотрудниками Никитского ботанического сада.
— Разрешите посмотреть ваш план. На месте мне легче разобраться в нем.
— Прошу, — Гриценко вытащил из полевой сумки план и подал Блоштейну. — Вы здесь долго задержитесь?
— Пока не обойду всю площадь вдоль и поперек и не осмотрю как следует отведенный участок под сад, нам вместе здесь нечего делать, — ответил Блоштейн.
— Хорошо, я пока подъеду в третье отделение.
— Поезжайте, куда вам нужно, обратную дорогу я сам найду.
— Нет, домой поедем вместе. Через час, а может, и раньше я буду здесь. Если вы не устанете, мы еще сегодня поедем осматривать земельный участок, намеченный под виноградники.
По примеру колхоза «Дружба народов» колхоз «Россия» тоже отказался от пастбищ. Животноводы подняли шум:
— Как можно допустить такое?! Скот нуждается в подножном корму, в выгуле. Какой от него будет толк, если держать его на привязи?!
Перевержин, как и Мегудин, любил производить подсчеты и не раз убеждался, что пастбища себя не оправдывают, что землю выгоднее распахать и засеять зерновыми культурами и овощами, а для скота сеять сочные корма, тем более что трава летом на полях выгорает.
В первую весну после ликвидации пастбищ нужда в кормах была очень велика, председатели побывали всюду, но кормов достать было негде, и нечем стало кормить скот. И в колхозе «Дружба народов», и в «России» все запасы кончились, а до нового урожая было еще далеко. Перевержин и Мегудин пробовали сократить нормы, перевели скот на полуголодный рацион, но это тоже не было выходом из положения. Коровы давали меньше молока, молодняк перестал расти; продавать и этим уменьшить поголовье тем более было нецелесообразно, а брать взаймы было негде.
В эти напряженные дни, когда оба председателя больших хозяйств упорно искали выход, Перевержину пришла в голову счастливая мысль — поехать в один из отдаленных районов степного Крыма, где имеются свободные невспаханные земельные угодья, и там договориться об использовании их весной под выпас скота для обоих хозяйств.
Найдя подходящие пастбища и получив согласие от районных организаций, Перевержин приехал домой в хорошем настроении и, как обычно, когда ему нужно было провести серьезное мероприятие, сразу помчался к Мегудину.
Еще не переступив порога его кабинета, он с юношеской живостью воскликнул:
— Я нашел пастбища!..
— Как? Где? Ну рассказывай же… Что ты нашел?
— В Ленинском районе… Знаешь, где это?
— Ленинский район? Где-то возле Керчи… Да, да, там, кажется, есть большие массивы пустующих земель… Ты смотри, я до этого не додумался, это идея, Семеныч… Кто это тебе посоветовал?
— Никто не советовал, никто не подсказал, просто сам додумался.
— Это действительно счастливая идея, а мне такое и в голову не пришло, молодец! — похвалил его Мегудин. — Сколько километров до этих пастбищ?
— Точно не знаю. Примерно за четыре-пять дней стада дойдут.
— А через какие районы придется гнать скот? Есть ли по дороге колодцы, где можно будет напоить стадо? Можно ли достать в пути корм для него? Все это надо заранее выяснить. И очень важно узнать, нет ли по пути опасности заболевания скота…
— Немного подкормить в пути можно будет, — ответил Перевержин. — Что касается воды, то положение похуже. Только кое-где по дороге встречаются артезианские колодцы. Наверное, придется гнать небольшими партиями, легче будет напоить скот.