Под жарким солнцем
Шрифт:
— В каждом деле есть известный риск — выигрывают или теряют. В данном случае это нужно проводить по всем правилам науки. Тогда никакого риска не будет, — убеждал молодой агроном.
— Какой урожай могут дать переформированные деревья?
— По триста и даже четыреста центнеров с гектара.
— Вы в этом убеждены?
— Я в этом убедился на практической работе на опытных станциях. Надо только проследить, чтобы в междурядьях было достаточно влаги и удобрений.
— Если так, мы поедем на опытную станцию и подробно разузнаем… Я еще хотел побеседовать с Мириминским, он большой практик. Живет в Курмане и, кажется,
Мегудин открыл калитку. Из глубины двора послышался звонкий девичий голос. Приближаясь к дому, он увидел девушку, стоявшую у корыта с водой, в которой плавали желтовато-белые пухленькие гусята. Загоняя их домой, она пела: «Гули, гули, гусеньки, гусеньки домой».
Увидев Мегудина, девушка побежала сказать, что идет гость. Через несколько минут на пороге появился Мириминский — высокий, стройный, чисто выбритый, празднично одетый. Гостеприимно улыбаясь, он пригласил Мегудина в дом.
— Прошу, прошу, Илья Абрамович, пожалуйста, заходите!
— Садитесь, — показала на стул жена Мириминского — Шева.
К столу крепким солдатским шагом подошел сын Мириминского — Додик, поздоровался с Мегудиным.
— Ну как, кончили сегодня «перевал»? Трактор хорошо работал? — спросил Илья Абрамович.
— Да, кончили. Я хочу, чтобы и в садах работала новая техника.
Шева пододвинула Мегудину тарелку с фаршированной рыбой, налила рюмку вина, пригласила:
— Перекусите, Илья Абрамович.
— Благодарю. Я, кажется, зашел в неподходящее время.
— В самое подходящее время. Когда бы вы ни пришли, вы у нас самый уважаемый гость, — сказала хозяйка.
— Что же у вас за праздник? — спросил Мегудин.
Из соседней комнаты вышла девушка, которая возилась с гусятами.
— Это наша племянница, — сказала Шева. — Она недавно окончила зоотехникум, и ее направили на работу в «Россию».
— Жаль, что ее к нам не прислали. Мы нуждаемся в зоотехниках. — Мегудин повернулся к девушке: — Это вы пели песню «Гули, гусеньки домой»? Раньше, когда я жил в Новых Всходах, мы собирались во время молотьбы вокруг скирды и пели до рассвета. Каких только песен мы не пели! Но больше всего я любил песенку о гусях. Я мечтал завести в степи гусей, но водоемов у нас не было.
— Ее мать тоже жила недалеко от вашего поселка… Она тоже любила эту песню, — отозвалась хозяйка.
— Спой, Фаня, эту песенку, — попросил Мириминский племянницу. — Ведь сегодня у нас праздник.
— Так что же все-таки у вас за праздник? — спросил Мегудин.
— Сегодня день рождения Ефима. Так давайте выпьем немного вина из его собственного виноградника, — сказала Шева.
Хотя настроение было праздничное, все же Мегудин побеседовал с Мириминский о том деле, ради которого пришел.
— Мы собираемся поехать в институт садоводства и виноградарства познакомиться с их экспериментами, но я хотел прежде побеседовать с практиками, — пояснил Мегудин.
— Мой отец проделал много опытов на деревьях. Он любил этим заниматься. Со всего округа люди приезжали знакомиться с его садом, даже ученые интересовались его опытами. Я тоже немного занимался этим. Все, что я узнал, охотно вам передам, покажу на месте, — сказал Мириминский.
— Очень хорошо, приходите, пожалуйста, ко мне завтра утром в правление, мы побеседуем. Я хотел бы, чтобы вы перешли к нам на работу, — предложил Мегудин.
— Не обещаю, но чем смогу помогу вам. Приду завтра, поговорим, — сказал Мириминский, провожая Мегудина.
Женщины и девушки, работавшие в саду, были очень огорчены, когда узнали, что с яблонь собираются снять «головы» для переформирования кроны. Некоторые из них даже прослезились. Больше всех волновалась Нина Рындина. В распоряжении ее бригады было восемьдесят шесть гектаров сада. Кроме разных сортов персиков, вишен, черешен, слив на ее участке росли такие ценные сорта яблок: ренет Симиренко, сары синап, розмарин белый, пепин лондонский, ренет орлеанский.
Нина дрожала над каждой веточкой, оберегала, холила, нежила яблоню, как родного ребенка, а тут — отрежь голову!
— Разве можно это делать? — жаловалась она Блоштейну. — Мы столько труда вложили в сад, а тут собственными руками уничтожить то, что раньше создавали.
— Кто вам сказал, что мы потеряем яблони? — успокаивал ее Блоштейн. — Будьте уверены, обрезка пройдет как надо. Мы сажали не декоративные деревья для парка, а плодовые. Они должны давать нам большие урожаи, и как можно скорее. К этому мы стремимся. А если вначале будут незначительные потери, тоже не страшно, постараемся, чтобы их было меньше. Это в большой мере зависит от нас самих.
Хотя в садоводческих бригадах все еще волновались, спорили, Блоштейн уже готовился к предстоящей операции. Он привлек и механизаторов, и специалистов-садоводов. Предупредил, что операцию нужно провести быстро и со знанием дела, в определенные сроки, пока еще не тронулись в рост почки и не началось сокодвижение.
С каждым днем солнце все больше пригревало. Промерзлая земля постепенно начала оттаивать. В саду было еще сыро и грязно, но работы возле деревьев ни на минуту не прекращались. Механизаторы специально приспособленными плугами прорезали в междурядьях борозды для полива и внесения удобрений. Для механизации всех трудовых процессов были созданы необходимые условия.
Однажды Мегудин подъехал к молодому саду вместе с высоким седовласым человеком. Увлеченно беседуя, они вышли из машины и направились к рядам хорошо обработанных фруктовых деревьев. Проходя мимо работающих в саду женщин, седовласый человек почтительно поздоровался с ними и посоветовал, как обращаться с плодовыми деревьями старых, давно испытанных сортов и с новыми, которые еще предстоит испытать.
С другого конца сада подошел Блоштейн. Он сразу узнал гостя — известного селекционера Рябова, который давно обещал приехать к ним и которого с нетерпением ждали.