Подари мне себя до боли
Шрифт:
Огрызается!
— Здесь, — он ткнул пальцем в коробку с айфоном, — один контакт самый главный — мой. Остальные на десятом месте. Макс сделал шаг к Соне, притянул ее к себе и поцеловал. Стремительно. Властно. Рвано. Глубоко. Пусть знает своё место.
— Какой я у тебя контакт, Соня? — выдохнул он ей в губы.
Она часто заморгала, облизала губы и сказала:
— Половой, Моронский. Половой!
***
— Я конфискую твою Бриони, Моронский! — на ходу подворачивая манжеты и дохлебывая из чашки свежесваренный кофемашиной дабл-эспрессо, сообщила Соня.
— Это
— Потому что, по твоей вине на моей уже нет пуговиц. Одни убытки с тобой!
— Сколько? — выдохнул Макс дым в потолок.
— Да почти все! Одна или две на ниточке!
— Я спрашиваю, сколько стоят пуговицы?
Соня уставилась на него, как на умственно отсталого.
— Тебе по себестоимости посчитать или с накруткой? Блузка стоила тысячи три. Я могу только предполагать, сколько из этой суммы ушло на пуговицы.
Моронский, зажав во рту сигарету, протянул руку к пиджаку, достал из внутреннего кармана бумажник. Открыл его, отсчитал несколько банкнот и положил перед Соней на постели.
— Четыре куска. Купи себе новую.
Соня застыла, глядя на восемь купюр по полтысячи евро.
— Что-то мои акции на шкурном рынке резко упали? — ехидно заметила Соня. — За прошлый минет я Кайен получила. А в этот раз всего четыре тысячи?
— Так остальное я кунилингусом отдал. Плюс айфон. Минус штраф за побег и моё терпение.
Соню в очередной раз захлестнуло волной возмущения. Захотелось запустить чем-то тяжелым в его нахальную физиономию. Она посмотрела на пустую чашку из-под кофе. Нет. Бросаться фарфором в лица красивым ловеласам заманчиво, но бесперспективно. Вместо этого, она вздохнула и сказала:
— Моронский ты помешанный извращенец. Ты просто больной на всю голову. Как меня угораздило связаться с тобой!?
— Ты слишком разговорчивая для шкуры! — Он затушил сигарету в пепельнице. — Тащи свою задницу сюда, я её помну немного. У нас ещё пять минут есть.
— Я подойду только, если ты уберёшь эти бумажки подальше от меня.
Макс хмыкнул, но евро убрал, не спуская с Сони взгляда прищуренных глаз.
***
Они вышли из квартиры тихо. Она в его рубашке, заправленной в юбку. Он — в двубортном пиджаке на голое тело. Пижон. Жиголо.
Господи, за что?!
Подошли к лифту, как будто смущаясь друг друга немного. Ну, во всяком случае Соня точно смущалась. Пока ждали лифт, молча фехтовали взглядами. Он смотрел на неё. Она смотрела на него. Так же молча вышли из подъезда. Не проронив ни звука, дошли до Сониной (Сониной!) машины. Остановились.
Вот! Вот оно! Взгляд его опять потемнел и заострился. Он чуть наклонил подбородок и посмотрел исподлобья. Соня, как обычно в таких ситуациях, отступила назад и вжалась в дверь с водительской стороны. Моронский упёр руки в Порш по сторонам от Сониного лица.
Вот всего каких-то полчаса назад он почти был похож на нормального. Придурка, но нормального. Ладно, ненормального придурка. Но земного. А сейчас опять стояло перед ней исчадие ада. И опаляло ее щеку своим огненным дыханием.
— Сколько
— Дня четыре, — пискнула девушка.
Макс сжал челюсти, раздул ноздри.
— В субботу стрелка, значит. Имей в виду, из-под земли достану!
Соня затрясла головой, невольно запутавшись взглядом в волосках на голой груди между лацканами его пиджака.
— На глаза мне эти дни лучше не попадайся. Ясно? — рявкнул Макс.
Она опять закивала.
Моронский взял ее за локоть, чуть отстранил, открыл дверь автомобиля и усадил Соню на сидение. Молча захлопнул дверь.
Соня завела машину и тронулась с места парковки. В зеркало заднего вида она следила за темным силуэтом мужчины, который сводил ее с ума. Пока не повернула и он не скрылся из вида…
I've been alone, for too long,
To be burned by this now.
If i can keep, you here with me,
I will live somehow.
I'll (tell) you, when you run away,
I'll save you.
I'll break you, when you fall away,
I'll kill you.
Terry Grand “I'll Kill You (Softly)”
Глава 25
I know we could live tomorrow
Я знаю, мы могли бы жить завтра
But I know I live today!
Но я знаю, я живу сегодня
I know we could live tomorrow
Я знаю, мы могли бы жить завтра
But I don’t think we should wait!
Но я не думаю, что мы должны ждать, нет…
La-la-la, love
Ла-ла-ла, любовь
Laleh “Live tomorrow “
Вторник.
Соня всю жизнь, сколько себя помнила, танцевала. Как только научилась ходить, тут же стала крутить попой под любую музыку, даже, наверное, под папин храп могла бы, будь он более мелодичен. Родные умилялись и прочили ей будущее великой балерины. Но в балерины Соню не взяли за слишком женственный скелет.
Да. Так маме и сказали: у вашей дочери очень женственный скелет. Лет в пятнадцать она оформится в девушку с ярко выраженной фигурой «песочные часы». Нам в балете таких даром не надо. Вера Александровна сочла объяснение дурацким, но даже обрадовалась. Все-таки, классический балет — это очень серьёзное решение, которое может повлиять на всю жизнь. Да и профессиональный путь балерин извилист, стремителен и не всегда успешен. Там, как в джунглях — выживает тот, у кого зубы больше.
Зубы у Сони выросли ровные, красивые. Но скромная, тихая девочка кусаться ими совершенно не умела, а танцевать по-прежнему хотела. Поэтому, её отдали в студию современного танца. О чем ни мама, ни сама Соня ни разу не пожалели. Занятия в студии совершенно ни к чему не обязывали. Но благодаря 8 годам, отданным танцам, Соня приобрела силу, выносливость, гибкость, научилась владеть своим телом (ну, относительно движений). И потрясающую фигуру: стройную, с сильными, будто выточенными ногами, упругими ягодицами, крепким прессом, изящными руками, гибкой спиной.