Подари мне себя до боли
Шрифт:
— Охуительно выглядишь, Орлова! — прохрипел он. — Так и стой!
Макс направил член ей в рот. Аккуратно ввёл. Почти до упора. Медленно вытащил. Снова ввёл уже резче и быстрее, придерживая голову Сони за затылок. Ещё и ещё. Он толкался бёдрами ей в рот, проникая глубоко в горло, вколачивался ей в голову. А ее разрядом било при каждом толчке от смеси удовольствия, боли и стыда.
Макс ещё раз вошёл, дёрнулся, резко вышел. Обхватил член рукой и несколько раз передернул ладонью вперёд назад над Сониным лицом. Сначала
— У-у-у-уф, кайф! — прорычал Моронский, закусив губу, выжимая последние капли ей в рот. — Оближи! — кивнул он, глядя на ее губы.
Даже не удивляясь уже самой себе, Соня покорно высунула язык и облизала губы, затем взяла ими головку и обсосала, прикрыв глаза.
Вода, льющаяся сверху, стекала по его мокрым волосам Соне на лицо. Она глотала эту воду, смешанную с его спермой, с его запахом и… ей это нравилось.
Моронский мягко обхватил пальцами Сонин подбородок и приподнял, заставил посмотреть на себя.
— Ты моя, Соня. Вся! Все твои дырки. Поэтому я больше не должен слышать от тебя слова «нет», «нельзя» и «не хочу»!
Новая волна желания скрутила все внутренности. Она не в силах была что-то сказать, только рот открыла и глазами моргала.
Дьявол. Вот как он это делает? Ещё заходя в ванную Соня твёрдо была настроена показать, какая она гордая птица, недаром же — Орлова! Даже несмотря на то, что осталась. А сейчас вся гордость куда-то испарилась. Мокрая птица Соня стояла на коленях у ног самого охренительного мужика и, кажется, не испытывала никаких противоречий по этому поводу. Будто для того и была рождена…
— Ты очень красивая, Соня. — Тихо и даже как-то нежно проговорил Макс, наклонился и мягко поцеловал в губы. — Я оставлю тебя… в общем, тебе, кажется, нужно побыть немного одной.
Ага, очень чуткий, оказывается, парень! Особенно, после того, как между ними рухнули все интимные преграды. Какие уж тут могут быть секреты, после того, как его палец побывал в таком месте, которое Соня скрывала даже от самой себя.
Моронский помог ей подняться на ноги, ещё раз поцеловал и выскользнул из душевой на ходу оборачивая бёдра полотенцем.
Соня пыталась справиться с дрожью в ногах. Между ними все снова пульсировало, просило очередной разрядки, живот сводило и тянуло.
«Жеееесть!» — пронеслось у неё в голове почему-то голосом Корнеевой.
Соня вытащила промокший тампон. Выйдя из душевой, тщательно завернула его в туалетную бумагу и едва успела выбросить в ведро, обнаруженное в шкафчике под раковиной, как дверь опять открылась.
Она вздрогнула.
Из-за двери показалась рука Моронского с Сониной сумкой.
— Я подумал, тебе надо зарядить магазин…
Он оставил сумку на каменной столешнице раковин и прикрыл дверь.
«Ну, надо же, какой внимательный!» Это был какой-то ещё неизвестный Соне Моронский.
«Может, попросить его не так резко менять обличия? А то голова кругом идёт!»
Пяти минут не прошло с тех пор, как он заявил права на все ее «дырки» и тут такая забота. Хотя… Может, это и логично.
Соня завершила все гигиенические процедуры, умылась, промокнула мокрые волосы полотенцем. Завернулась в него и вышла из ванной.
И что теперь делать совращенной, дезориентированной, ошарашенной жертве искусителя? Билет на грешную, выжженную землю уже бронировать?
I'm not your brand new toy
Don't call me baby
You had a chance
It was all in your hands
I'd like to know
Who you think you are
You're not the first man
To try to juggle my heart
But like that river
What you don't understand
I don't wanna float backwards
I'm not gonna go backwards
Not for a gambling man
GRAE “Your hands”
Глава 24 (часть 1)
We're going down,
Мы гибнем,
And you can see it too.
Ты тоже это видишь.
We're going down,
Мы гибнем,
And you know that we're doomed.
И ты знаешь, что мы обречены.
My dear,
Дорогая,
We're slow dancing in a burning room.
Мы танцуем в комнате, объятой огнем.
“Slow dancing in a burning room” John Mayer
Макс растянулся на кровати, словно лев, отдыхающий в знойный день в тени дерева. Не сказать, что лев был особо сытый.
Просто, когда в его сети попадала какая-нибудь приятная птичка, он выжимал из неё по-максимуму в первую же ночь. Потому что во второй, как правило, он не нуждался.
На его памяти это второй жесткий облом в его жизни. Первый случился еще в юности. В восемнадцать он окучивал соседку с большими буферами. Был молод, горяч, порывист. Гормоны бушевали вихрем, затягивая в его воронку все, что выглядело, как женщина. Девочка была очень набожна и главной своей ценностью считала свою невинность. Глупая. И вот, когда уже всё было на мази, внезапно вернулись ее родители.
С тех пор не любил он, когда все шло не по плану. Не так, как он задумал. Он всё привык контролировать. Ловил от этого кайф. И впадал в бешенство, если обстоятельства не поддавались влиянию.
И вот теперь он их хлебал ложками. Эти неподдающиеся обстоятельства.
Орлова.
Ему, избалованному, не привыкшему в чём-то себе отказывать, или кому-то в чём-то уступать, было противоестественно МАЛО!
Но вкусно, аж скулы сводит.
Как блюдо Haute cuisine эта девчонка. Порции мизерные, а ощущения непередаваемые. Ни с чем не сравнимые.