Подари мне себя до боли
Шрифт:
— Что, накатался? Или профдеформация?
— Накатался, не то слово. Твой урус, конечно, творит чудеса с дамами, но главным образом мое обаяние сыграло! Поэтому, я так накатался, что в последний заезд на полуспущенных к финишу доковылял.
Моронский даже почувствовал что-то вроде зависти. Маленький такой укольчик.
— Сейчас сверюсь с планером. Нет, из слов на букву «с» только сауна, Саныч, солодовый и сигара. Сиськи в списке не значатся.
— Солодовый-то поди бочковый?
— Шотландия, двадцатипятилетний!
— Вот
— К трём подваливай на своей. Урус оставь у себя, потом ребята заберут.
— Понял. Давай. Тут у меня, кажется, шевелится кто-то…
— Виталик. — Моронский потушил сигарету. — А от тебя телка после секса ни разу не убегала?
— Такого вроде не припомню! — друг снова протяжно зевнул. — Было дело, я как-то убежал, но то было не после, а до… — Виталик заржал как конь. — А чё ты интересуешься? Моронский? От тебя, что ли, кто дёру дал? Эта? С которой ты обжимался вчера?
— Виталик… я хотел бы отнестись к этому с той же долей юмора! — Макс пожалел, что не прикусил вовремя язык. Кенту только повод дай, он год будет подкалывать.
— Ну, неужели ёбнула карма? Рикошетом в героя-любовника! Да ты не раскисай, бро. Одно из двух: ей либо очень понравилось, либо очень НЕ понравилось. В обоих случаях она просто не нашла в себе смелости сказать тебе правду в глаза. Молодец, чё, тактичная. Или очень скромная. В наше время это большая редкость.
Виталик снова загоготал.
— Ага… скромная… — задумчиво пробубнил Моронский, глядя как в чашку тонкой струйкой бежит эспрессо. — Короче, к трём жду, не опаздывай.
***
На немой вопрос Веры Александровны Соня только рукой махнула.
— Знаю, мама, все знаю, но давай мы потом поговорим? — Соня разулась и пошла в свою комнату.
— Соня, — мама не отставала. — Ты, конечно, уже взрослая девочка. В праве сама решать, где тебе проводить ночи, но давай ты хотя бы предупреждать будешь, чтобы я не волновалась.
Она ещё не видела, что Соня пришла домой без топа и трусов!
— Это больше не повторится…
Что конкретно не повторится — было вполне понятно. Ночь с Моронским и, как источник проблем — Сонино легкомысленное поведение. Больше она себе разбазаривать трусы не позволит.
Но вот, что интересно. Чем выше всходило июньское солнце, тем тише становился голос совести. И если поначалу Соня пыталась корить себя, где-то даже ругать, то сейчас было… не то, чтобы все равно, но, скажем так, не смертельно. По сути, ведь ничего такого ужасного не произошло. Ну переспала она с ним. Подумаешь. Случайные связи на то и случайные, что никого ни к чему не обязывают. И не каждый хороший секс должен стать началом отношений. А уж с Моронским об отношениях и вовсе не могло быть речи. Какие отношения? Это смешно! «Ха-ха» три раза.
Соню удивляла даже не столько постановка вопроса, а то, что он в принципе возник. Отношения с Моронским — это как пытаться поймать юбкой ветер. Он
И на отношения со всеми этими «моронскими» ни у одного человека не хватит никаких физических, моральных и вообще жизненных сил.
Стоп! Их вообще, никто и не предлагает!
Вот даже интересно, что у него за родители, что это за семья? Почему он такой? Вроде, вырос в полноценной, благополучной семье. Почему он тот, кто он есть? Как им стал?
Очень много вопросов. И все без ответа. Пока размышляла, Соня успела принять душ, произвести обычные свои уходовые манипуляции, обнаружить на шее и груди характерные синяки, не оставляющие сомнений в их происхождении.
Лечь и уснуть.
Проснулась она от дзынька телефона. Нелька сыпала вопросами:
«Как дела?»
«Как все прошло?»
«Стесняюсь спросить, ты куда пропала?»
«Орлова, ты что, Вадику на свидании мозг выклевала?»
«Что нужно было сделать на первом свидании, чтобы он заблокировал меня?»
«Ну, то есть, тебя…»
Бооожеее! Корнеева — это наказание какое-то. А вот не будет Соня ей отвечать, пусть помучается. Такой прекрасный день она не будет тратить на инициатора в Сониной жизни полного пиздецА!
Лучше она сейчас включит классную музыку в наушниках. Пойдёт, танцуя, на кухню, сварит кофе. И даже шоколадку съест.
Даже, несмотря на то, что уже первый час дня и к этому времени уже раз десять можно было обнаружить пропажу! И позвонить, или написать. Хотя бы.
Но телефон раздражал своим молчанием. И это только доказывало, что Соня все сделала правильно. Молодец. Хорошо, что не осталась. Так, вроде получается, что это она не слабость проявила, а снизошла. Позволила. А потом, нет, не сбежала позорно, а, как у гордой, свободной кошки, у неё просто появилась срочные дела… в пять утра. Да, она убежала без трусов и топа. Ну, так дела-то — срочные!
Вот и всё. Соня, конечно, никогда не забудет эту ночь. В ближайшие дней семь — точно! Пока синяки на шее не пройдут!
Но как бы не храбрилась она, не пыталась убедить себя, что провела игру безупречно: ушла без трусов, но с гордо поднятой головой! Даже маленькие девочки знают, что игрушка не может играть хозяином.
И в этом была вся прелесть этой ночи и вся её грусть! Она отдалась ему, полностью доверилась. Растворилась. Расплавилась. Отбросила все сомнения, уверенная, что он всё сделает так, как надо. Как правильно. Как может только он…