Подари мне себя до боли
Шрифт:
«О, всё, завиляла хвостиком», — презрительно проворчал Сонин внутренний голос.
Был бы хвостик — завиляла.
Соне казалось, что у неё у самой лифчик сейчас лопнет из-за гипервентиляции легких… Она заставила себя часто поморгать, чтобы сбросить наваждение и уставилась в пол, потому что выдержать этот его взгляд не представлялось возможным. Он её пугал. Так сильно, что она уже кляла себя за тайную надежду встретиться с ним вновь. Не так она себе это представляла, глупая!
«А ты думала, он с цветами и
— Не понравилось, что ли? — Макс подошёл уже почти вплотную. — Так ты в антракте сбежала! Там ещё два акта должно было быть. Как минимум.
Ноги у Сони подогнулись, будто вареные, вся кровь, какая в ней была, ринулась к лицу, пульс барабанил в уши, оглушая до звона.
«Господи, Моронский, какой же ты тупой! Как, впрочем, наверное, все мужчины!»
— Я сейчас всё исправлю! — прозвучало, как угроза.
Она опять позорно подвернула щиколотку.
— Чё, ноги не держат?
— М… Макс… — пролепетала Соня.
Расстояние между ними сократилось в ноль. Она уже слышала, как он пыхтит и клацает зубами возле ее уха. Чисто зверюга, обнюхивающий добычу. Того и гляди, слюна капнет ей на воротник… Горячая лапа опустилась Соне на ягодицу и сильно, агрессивно сжала. Цепкие пальцы впились в ткань юбки. Грубо. Больно, но не там. А в том самом месте, которому Соня больше не была хозяйкой.
— Ты разувайся, проходи, — выдохнул он ей в ухо, жаром опаляя тело до сосков и оттесняя назад, вглубь квартиры. — Мы тут надолго.
— Мм…Мааакс, — Соня сделала ещё попытку сказать кое-что очень важное, но он не дал — впился алчным ртом в ее губы.
Ничего не получалось. Протестующее Сонино мычание Моронский понимал так, как ему позволял его затуманенный похотью мозг. То есть, как стон готовой к спариванию самки, ни больше ни меньше.
Блузка теряла пуговицы пропорционально тому, как Соня прощалась с силами.
Лапа с ягодицы метнулась вверх, к затылку, привычным жестом вцепилась в волосы, а вторая и нырнула в разодранную на груди блузку. Забралась под лифчик. Грубо стиснула плоть, подобралась пальцами к соску, ущипнула, снова накрыла и сжала.
Господи! Да, даже если бы вокруг все полыхало синим пламенем, она бы ничего сказать не смогла. Макс напал на ее губы, властно мял их своими, прикусывая зубами и языком мучил изнутри. Проникал своим дурманом, разбегался по венам и сосудам, унося сознание в «глубокие дали Сальвадора ДалИ».
А у неё каблуки вязли и путались в высоком ворсе ковров.
Надо было срочно что-то сказать.
Соня втянула носом побольше воздуха. И промычала:
— Н-н-н-нет.
— Да! — возразил твёрдо Макс.
— У-у, — протестующе замотала Соня головой, — Н-нет!
— Да!
На Соне опять что-то треснуло.
— Макс, нет! — удалось ей почти членораздельно.
— Да! — рыкнул Моронский сквозь
Когда Сонин каблук намертво увяз в ковре, ее сумка свалилась с плеча, упав на пол, раскрылась и исторгла из себя россыпь тампонов.
Макс увидел это и замер.
«Ну, наконец-то…»
— Нет… — тихо произнёс Моронский.
— Да! — Бодро закивала головой Соня.
— Нет. Скажи. Что это не то. О чем я думаю.
— Моронский, я не знаю, о чем ты там думаешь, кроме утоления своих примитивных инстинктов! Но это, однозначно, не патроны и это не курят! — выпалила Соня.
Макс чуть отпрянул. Уставился на неё, будто дополнительные дырки в ней просверлить хотел. Вытащил из-под Сониной рубашки лапу и запустил ее в свою шевелюру.
— Ты меня ими убила… Ты меня сейчас раскалённого ледяной водой окатила!
— Ну, ты ж любишь баню!
— Орлова, скажи, что это такой грамотный развод на бабки! Если так, то скажи, сколько ты хочешь? Любую, сука, цену назови! Завтра же, нет, сейчас же переведу. Я никогда! Никогда раньше, до встречи с тобой, не вёл себя, как полный кретин. Почему с тобой все через жопу? — Макс рухнул в стоящее в углу кресло. Посидел секунд пять, пока до него доходила мысль: — Кстати!
Моронский поднял взгляд и с хитрым ленинским прищуром общупал им всклокоченную Соню.
Она пыталась заправить распахнутую блузку обратно в юбку и хоть как-то пригладить дыбом вставшие волосы, балансируя на одном каблуке, потому что второй пал героем в неравной схватке с ковром.
— Ты номером ошибся, — дунула Соня себе на лоб, поправляя на бёдрах юбку. — Я — дизайнер, а не девочка по вызову!
— И это самый большой проёб в твоей жизни! Ты бы преуспела! Из Дубая бы не выезжала. Или из Монако.
Соня захлебнулась накрывшей её волной возмущения. Стояла и хватала ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег.
Макс потёр лицо и устало опустил ладонь на расстегнутую ширинку брюк.
— Спасибо за бизнес-идею. Всегда хотела побывать в Монако, — процедила Соня.
Ни один мускул не дрогнул на его лице. Моронский смерил Соню своим мрачным взглядом с головы до ног, задержал его на ее губах и вернул к босой ступне. Наконец, зашевелился и медленно поднялся с кресла, придерживая брюки. Сунул руку в карман, достал ключ и шмякнул его на комод.
— Устал я что-то… — тон чуть смягчился, но Макс по-прежнему выглядел угрюмым. Он повернулся к Соне и посмотрел ей прямо в глаза, — Ключ! — он двинул его по столешнице комода к Соне. — Я не держу.
— Ты либо уходишь, либо остаёшься, — продолжил Моронский. — Но тогда всё, Соня. Всё. Просто предупреждаю, чтобы потом не было претензий… Любое твоё решение приму. Нет — так нет. Оставлю в покое. Да? Тогда ты — моя. Вся без остатка. Полностью. В моём распоряжении. Безусловно.
— Но… я…