Подари мне себя до боли
Шрифт:
— И без «но»! — перебил Моронский. — Просто «да» или «нет»!
Он подошёл к Соне, пальцами правой руки взял за подбородок, слегка надавив на щеки, повернул ее лицо к своему и настойчиво поцеловал в губы. Не грубо, но властно. Как будто, всё уже решил за неё. Потом отстранился, быстро, одним движением стянул с себя брюки вместе с трусами.
— Я в душ, — и на пути к двери, ведущей, вероятно, в ванную, бросил, не оборачиваясь, — я буду ждать там, Соня.
Она осталась в комнате одна. Ключ от свободы — вот он, лежал
Соня протянула руку, дотронулась пальцами до холодного кусочка металла, все ещё ощущая на губах горячее дыхание Макса. Уйти? Остаться?
Уйти, значит сохранить своё достоинство, личность. Остаться — значит, раствориться в нём полностью, потерять себя в нём. Уйти — значит поступить правильно, как разумная девочка, потом всю жизнь гордиться этим. Может, даже внучкам рассказывать, какая бабушка молодец была, устояла. Остаться — значит в омут с головой сигануть. Остаться — значит пропасть в этом омуте навсегда. Сколько он будет играть с ней — не важно. Неделю? Месяц? Два? Для неё дороги назад, к прежней жизни, к прежней Соне уже не будет. Он наиграется и забудет. А она будет помнить его всю жизнь… каждый день, каждый час, каждое мгновение.
«Что будем делать, Соня? Уйти нельзя остаться. Где будем ставить запятую?»
Она вздохнула. Ещё раз взглянула на ключ. Услышала, как за дверью зашумела вода.
Наклонилась к сумке, собрала с пола тампоны и сложила их в неё. Достала телефон. Подержала в руках. Убрала обратно.
«Почему все так сложно?»
Чего она сама хочет больше?
Ответить на этот вопрос оказалось проще, чем расстегнуть ремешок босоножки — руки дрожали, пальцы не слушались. Сняв, наконец, босоножку, Соня ещё раз достала телефон из сумки и набрала короткое сообщение:
«Ма, сегодня не приду».
В омуте уже заждались…
Глава 23
I’m tired of waiting patiently for disaster
I’m tired of being the one that’s chasing after
No Im not gonna fall for you
No Im not gonna fall for you
Lucy Daydream “You”
Говорят, что это излюбленный приём всех искусителей: давать ложное ощущение права выбора. Это когда формально он, вроде бы, есть, но фактически — его нет.
Если Еве достался такой же демон-манипулятор, то ее давно уже надо реабилитировать в глазах всей человеческой цивилизации. Запретным плодом было не яблоко, а сам Змей. И если он был хоть на десятую долю такой же обаятельный, как Моронский, у бедной женщины просто не было шанса. Ни единого.
Соня нервно усмехнулась.
Первый в человеческой истории курортный роман женщины и скользкого мудака закончился так же банально, как все последующие. Догрызла Ева яблоко соблазна и поползла понуро
Но ей-то простительно. Глупой прародительнице никто не объяснил, что связываться со змеями — это билет в один конец кубарем на грешную, выжженную землю. А в Сонином распоряжении триллионы подобных поучительных историй, прошедших сквозь века, описанных в литературе на всех языках мира!
Что ещё надо знать, чтобы взять ноги в руки и бежать без оглядки, спасая свою душу от вечного адского плена?
Но Соня стянула вниз юбку и переступила через неё. Расстегнула уцелевшие пуговицы на блузке. Обе. Осталась в белье.
Сколько там курортные романы длятся? Недели две?
— Боже, сумасшествие какое-то! — пробормотала она и поёжилась. — Так нельзя. Это неправильно всё!
В этом всё и дело! Когда нельзя, больше всего хочется! Не могла она уйти! Её, как магнитом тянуло к нему. К темному, горячему, властному. Красивому. Хотелось просто упасть в его огромные сильные руки, положить голову на горячую грудь и растечься, раствориться в его запахе. Забыться. Потеряться. Просто лежать с ним рядом и дышать одним с ним воздухом. Пусть всего несколько дней или даже часов… А кто бы устоял?
Соню зазнобило. Она сделала большой вдох, задержала дыхание и открыла дверь ванной.
За запотевшим стеклом огромной, выложенной камнем, душевой, в клубах пара, угадывался силуэт демона. Соня остановилась, как вкопанная, не в силах сделать больше ни шага.
«Что я творю!?»
— Ты заставила меня понервничать, — услышала она сквозь шум воды гулкий голос. — Забирайся скорее, тёпленькая пошла!
Вот ведь, тип! Он, как будто, даже не удивился. Словно знал, что она останется. Дьявол.
Чуть помешкав, она, все таки, расстегнула бюстгальтер, сняла его и стянула трусики вниз. Обхватив себя за плечи, Соня шагнула за стекло.
— Ну, привет… — взгляд карих глаз из-под мокрых ресниц потемнел. Соня же старалась не смотреть ниже его подбородка. — Иди ко мне. Я соскучился.
Макс мягко расцепил ее скрещённые на груди руки, притянул к себе — голому, мокрому и горячему и подтолкнул под струи воды.
— Всего пару дней назад ты цеплялась за меня, как кошка, прижимала к себе, чуть рёбра мне не сломала. Чего сейчас-то такая несмелая?
Соня не смогла ничего ответить. У неё перехватывало дыхание и твердели соски от его тона. Он мог управлять ею без рук, одним только голосом. И не важно, что он при этом говорил. Из его уст даже скучные экономические сводки «Комсомольской правды» за 1975 год звучали бы, как грязные эротические фантазии.
Она чуть сильнее сжала его плечи, но Моронский только ухмыльнулся. Ну, конечно, смешно ему. Да просто Сонины руки обычно были задраны вверх, стиснуты или… связаны ремнём. А теперь, когда Макс их не держал у неё над головой, она не знала, куда их деть.