Подари мне себя до боли
Шрифт:
Жаль, конечно, что обожраться этой ночью не получится, как он рассчитывал.
В рот она взяла шикарно, но ещё раз этой ночью таранить ее горло Макс не рискнёт. Жалко девчонку, все-таки. Что остаётся? Попка сладкая, тугая. Но её к этому готовить и морально и физически ещё неделю, минимум.
Получается, обнимашки, как в пятнадцать лет?
Отправить домой? Самому в клуб, или сюда вызвать кого?
Нет. Точно нет! У Макса по спине прокатился липкий неприятный холодок, как от горькой микстуры в детстве.
Это как есть из чужой грязной посуды.
В желании
И из всех чувств это нежелание было каким-то новым для него. Он смотрел на неё, и это было, как с клубникой… Есть специальный термин, определяющий ощущение вкуса и запаха от одного только вида этой ягоды, но Макс никак не мог вспомнить. Вот, так было и с Соней. Он ее чувствовал всеми рецепторами просто глядя на неё. Как клубнику.
Кстати. О клубнике.
Он готовился. Он забил холодильник виталикиной блат-хаты всякой этой их девчачьей хренью. Ну, как он… специально обученные люди забили, конечно. Там была и клубника, и розовое «Кристалл», мороженое, роллы из самого лучшего японского ресторана — стандартный джентельменски набор. Макс ещё добавил авторский десерт, как отдельное произведение искусства. От шеф-повара «Ришелье». Маленькие же любят сладкое, вот, пусть лопает.
Моронский перекатился на живот, дотянулся до напольной вешалки. Достал из внутреннего кармана пиджака запакованную пачку сигарет, сорвал мембрану, открыл, вынул сигарету, щёлкнул зажигалкой и закурил. Тут же протянул руку к тумбочке, нажал на пульте пару кнопок и комната наполнилась чистым, качественным звучанием “Slow dancing in a burning room”. Как хорошо, что их с Виталиком музыкальные предпочтения совпадают!
На пороге появилась Соня. В полотенце. С мокрыми волосами. Тёплая. Волнуется. Он чувствовал. Поглощал ее вкусные вибрации. Макс даже замер на мгновение с открытым ртом.
Сделав пару шагов, Соня остановилась, придерживая полотенце у груди руками и потёрла правой ступней левую голень. Балдёжная.
Макс сделал ещё затяжку, потыкал сигаретой в пепельницу и поднялся. Своё полотенце он оставил на кровати. Двинулся к ней, а она глаза в пол опустила. Стоит, трясётся.
Подошёл, правой рукой притянул за талию к себе. В левую взял ладонь, которой она полотенце придерживала.
— Потанцуем?
— Ты же никогда не спрашиваешь?
— Вообще-то, я и не танцую никогда.
— Ну, это заметно.
— Да? А так? — он сильно крутанул Соню и полотенце безнадежно слетело с неё на пол.
Прижал голую к себе. Наклонил назад, придерживая за поясницу — гибкая. И впился ртом в шею, там где трепетала венка. Ладонью накрыл Сонину грудь, погладил, слегка сжал, покрутил между пальцами затвердевший сосок. Кожа ее мгновенно покрылась пупырышками.
Развернул и подтолкнул спиной к кровати. За пару шагов довёл и мягко опрокинул на постель. Сам забрался сверху и раздвинул ее колени своим бедром.
— Голодная? — спросил Макс, понимая, что в таком положении вопрос звучит двусмысленно.
Соня посмотрела из-под опущенных
— Лучше поговорим, расскажи о себе.
— Что рассказать? — Макс навис над Сониным лицом. Убрал с ее лба влажные волосы.
— Всё. Кто твои родители, например. Каким ты был в детстве, чем увлекался? Когда у тебя день рождения?
Обычно раньше у Моронского про детство никто не спрашивал. Да и он не спешил раздавать интервью. Последние лет десять-двенадцать дам интересовал размер его члена, а последние пять — ещё и размер банковского счёта. Когда, где, у кого он родился рассказывать Максу прежде приходилось только, пожалуй, финансовым консультантам и ещё реже — врачам.
— Еще один подарок мне хочешь сделать? — Макс провёл пальцем по нижней Сониной губе.
— Хочу знать больше о человеке, который… — она сглотнула, — которому я… ну, в общем, с которым проведу эту ночь. Это же нормально?
— Третьего октября, — выдохнул он ей в губы. — В детстве коллекционировал модели самолетов, кораблей. Потом оружие. Сначала игрушки, потом настоящее. Немного рисовал. Играл на гитаре. Профессионально — секция бокса много лет. Закончил университет искусств в Сарасоте. Потом была ещё школа ресторанного бизнеса в Нью-Йорке.
Макс не мог заставить себя перестать трогать, щупать, гладить девчонку. Какое-то наваждение! Он вытянулся слева от Сони вдоль ее тела, поставив руку на локоть, подпер ладонью висок, правое бедро закинул и расположил между сониных ног. Пальцами чертил большие и малые круги на ее груди с торчащими вверх горошинами сосков, наблюдая, как ее кожа непрерывно покрывается мурашками.
— Почему не остался в Америке? — спросила тихо, чуть прикрыв глаза. Хорошо девочке?
Макс наклонился к груди, втянул в рот сосок, чуть прикусил зубами, лизнул. Правую кисть быстро опустил Соне между ног. Она попыталась сжать бедра, но мешала его нога. Пальцами нащупал влажный бугорок, погладил, подразнил, скользнул ниже к входу. Соня повторила попытку сдвинуть бедра.
Ладно. Правда, чего издеваться. Над собой. Макс ещё раз тронул розовый бутончик и поднял руку к Сониным сосочкам.
— Долгая история.
— Мы ж вроде не торопимся?
— Ну, если я тебе скажу, мне придётся тебя убить. А ты мне живая нужна.
Соня часто заморгала.
— Ладно, расскажу. Ты ж умеешь держать язык за зубами?
— Ты серьезно сейчас?
— Абсолютно! Но сначала выпьем.
Он перекатился через Соню, подцепил с пола полотенце, на ходу оборачивая им голый зад.
— Сейчас приду!
На кухне, из холодильника достал шампанское, два охлажденных бокала и корзинку с помытой клубникой. Сунул бутылку в ведерко со льдом, туда же бокалы и вернулся в спальню. Застыл на пороге.
Соня… сидела на постели, скрестив ноги. В его рубашке. Она в ней была такая… в общем, ни один эпитет здесь был неуместен. Она была охуительная. Вот. Член опять колом. Сучка маленькая, не даёт расслабиться.
— Не заляпай, это Бриони.
Она подняла голову от экрана телефона, который держала в руках и округлила свои янтарные глазищи. Захлопала ресницами.