Подгоряне
Шрифт:
ворчал: "Прежде люди учились на доктора, чтобы иметь кусок хлеба, а
нынешние.- как их там?., мех... мехзаторы, моторщики разные, катаются в свое
удовольствие на трескучих машинах и лопают кусок хлеба, намазанный толстым
слоем масла!"
Когда он говорит про себя ли, вслух ли такие слова, то так и знай: дед
остановился перед домом молодоженов. Новые семьи теперь по большей части
составляются так: она учительница - он шофер; она врач - он тракторист, или
комбайнер, или электрик, или высококвалифицированный рабочий с какого-нибудь
ближайшего завода; этот последний ночует в селе, а днем сидит в кабине
высоченного башенного крана, орудует там рычагами либо стоит у заводского
станка.
Слов нет, село разительно изменилось, похорошело, как написал бы
газетчик. Но почему же холодком, чем-то едва уловимым, нерадостным веет от
его великолепия, внешней красоты? Почему при взгляде на красу эту в сердце
твое непрошено вкрадывается легкая грусть, даже печаль? Все вроде бы есть в
новом доме для человеческого благополучия: большая комната с модной,
"современной", как ее называют, спальной мебелью; просторная, тоже
"современная", гостиная. Газ. Вода. Электричество. Телевизор. Чего еще не
хватает?.. Но чего-то все-таки не хватает, ежели в сердце закрадывается
холодный сквознячок? А уж не отгородили ли эти красавцы дома людей друг от
друга непроницаемой крепостной стеной? Имея узкую специальность, рабочий
совхоза отрабатывает свои часы, возвращается домой, и до следующего утра его
никто не видит. Людей на селе много, а почему-то ты не можешь избавиться от
ощущения некоей пустоты. Без коровьего мыка, без овечьего и козьего блеяния,
без кочетиного крика на заре, стожка сена или соломы в закутке, нередко даже
без собачьего бреха во дворе - что же это за село такое? Не петух будит
человека, а будильник, заведенный с вечера на определенный утренний час,
чтоб человек этот не опоздал к автобусу и вовремя приехал к своему станку
или башенному крану, на строительную ли площадку, на укладку асфальта, к
печам, где калится кирпич или черепица, к автоматической линии на заводе или
фабрике...
С той поры как ликвидирован район, захирел как-то и наш городок. Его
жители продавали свои дома прямо-таки за мизерную цену, лишь бы только
поскорее избавиться от них и перебраться в другое место. Из старых моих
знакомых я повстречал возле парикмахерской только Фиму: он подкарауливал
редких клиентов у входа в парк, который тоже был запущен и подметался лишь
два раза в году: к Первому Мая и осенью, ко Дню урожая. Если кто-то и
заходил в парикмахерскую Фимы, то это случалось в воскресенье, в базарный
день. Вся культура в городке, покинутом соответствующими районными
учреждениями, вертелась теперь возле этой самой парикмахерской да еще у
кинотеатра. Тут можно наслушаться чего угодно: молодые обсуждали дела
футбольные, старики и старушки вели разговор о кадушках для солений, о
повидле из слив; иногда вспыхивали дискуссии вокруг -кроличьих ферм, клеток
с попугаями и аквариумов с золотыми рыбками. Каждый парикмахер или инженер с
консервного завода, с хлебопекарни, ликеро-водочного, строительного
предприятий, с завода по изготовлению железных заборов и ворот и других -
словом, все специалисты, оставшиеся еще в бывшем райцентре, обзавелись
теперь кроликами, клетками с канарейками и попугаями, аквариумами с
диковинными рыбками.
Дискуссии разгорались жарче, когда к парикмахерской или кинотеатру
приходили городские фотографы. Фотомастер Шура мог с успехом заменить
печатный орган, он был вроде живой газеты. Он запечатлевал на пленку все,
что попадало в его объектив: эти сам-ые клетки с кроликами, попугаями и
канарейками, аквариумы и прочее; бывал, разумеется, на всех свадьбах,
мотался по всей округе, все видел, все слышал и был похож на торбу,
наполненную до краев новостями. Его, как и волка, кормили ноги. Проникал
всюду.
Как всякий провинциальный фотограф, Шура был чрезвычайно нахален. Из
своих поездок никогда не возвращался с пустыми руками. Со свадебных и иных
праздничных столов к нему каким-то таинственным образом перекочевывали
преогромные бутыли с вином, покоившиеся в чуть заплесневелыд ивовых
плетенках, водочные и коньячные посудины и всякого рода и размера пакетики с
жареным и вареным мясом. И жил не тужил предприимчивый Шура, нимало не
страдая от того, что родной городок превратился в жалкое захолустье.
Как бы там, однако, ни было, но именно этот городок обслуживал
преобразившиеся и обновившиеся села и деревни, посылая в них своих мастеров
для исправления телевизоров, холодильников, стиральных машин и прочих
атрибутов современной цивилизации. Были в городе бригады и по ремонту дорог,
по возведению домов, по сооружению уже помянутых мною ажурных ворот и
заборов из железа - всеми этими делами ведал местный промкомбинат. Шифер и
черепица для крыш - тоже его забота. В киосках продавался прескверный
лимонад, а вот хлеб выпекался, как и прежде, превосходный - вкусный и
душистый.
Коренные городские труженики по утрам уходили на свои рабочие места, а
возвратясь, рано ложились спать. Бывшие же землепашцы, ставшие рабочими,