Подгоряне

Чобану Ион Константинович

охотно переговаривается с внуком через стену.

– Ну вот... Гм... А я-то думал, что ты уедешь в Кишинев теленком, а

домой вернешься коровой!.. Но вижу, что ты стал беш-майором. Научился у

горо-жан-бубличников всяким премудростям... баню неслыханную соорудил... Был

бы ты не такой раззява, я научил бы тебя еще столярному и бондарному

ремеслу... Будь ты поумнее, я приставил бы тебя и к

своему кроильному решету... Вижу, что у тебя все-таки

не тыква на

плечах, крутятся в твоей ученой башке кое-какие винтики. Как немец,

прилепился ко всякой технике. Жить без нее не можешь, как дыган без огня!..

Из бани дедушка выходит распаренный и красный, как столовая свекла.

Теперь он готов бродить с Никэ по всему саду, с любопытством выслушивать

пояснения внука, запоминать, как называются те или иные сорта яблонь, груш,

черешен, вишен, клубники. Латинские слова его часто раздражают, и он требует

от внука, чтобы тот называл все человеческим языком. Иногда не удерживается

от того, чтобы не упрекнуть внука за то, что он работает в чужом совхозе, а

не в своем. Кукоара вырастила его, выучила, а пользуются его ученой головой

другие, какие-то дымари, бывшие помещичьи рабы, нищие - справедливо ли это?!

Променял-де шило на мыло! Оставил своих всеми уважаемых односельчан и

переметнулся к этим шаромыжникам!

– Где же это видано?
– кричал старик во всю глотку, хотя Никэ шел

рядом с ним.
– Мы даже не позволяли никому из наших жениться на их девках!..

А теперь что ж, и у них есть такие же бани?

– Да, дедушка, есть и у них. Теперь ведь это очень богатое село. Их

совхоз побогаче нашего...

– Теперь что же, и они не ходят в хоровод босиком?

– Нет. Сейчас и на полевые работы выходят в обувке...

– Коровьи образины!.. Ишь как зазнались! И палкой не дотянешься до их

носа! Умники, а своего агронома вырастить не смогли! Оно и так сказать: из

собачьего хвоста ее сделаешь шелкового пояса!

Никэ изо всех сил сдерживает смех. Идет медленно, приноравливая свой

шаг к мелким шажкам дедушки. Когда и я оказываюсь рядом с ними, брат

подмигивает мне: "Слушай, слушай! Давно ведь не слыхал дедушкиной

проповеди!"

Старик тем временем продолжает ворчать:

– Новые сорта?.. Гм... Что, и они растут в садах этих лапотников?

– Растут, да еще как!
– отвечает Никэ с явным подзадориванием. -

Земля-то тут, дедушка, хорошая. Сам, поди, знаешь: лесная зона...

– А девки у этих пьяниц... как они? Все еще напяливают, нанизывают на

себя по двадцати пестрых цыганских юбок, как капустные вилки?..

– Нет,

дедушка. Девчата в основном ходят в брюках".

Я шел молча, не хотел встревать в их словесную дуэль. Хорошо помывшись

в бане, я теперь страдал от жажды. Надеялся найти в доме Никэ хотя бы

бутылку пива или сельтерской воды, но ни того, ни другого не оказалось.

Газированная же вода из сифона жажды не утоляла. -Из головы дедушкиной,

похоже, не выходило последнее сообщение младшего внука. И он обрушился с

.яростной бранью по адресу местных девчат, кои хаживали в мужских штанах.

– Чертово семя! Бесстыжие рожи! То юбки укоротят до срамного цветка, а

теперь вот брюки натянули!.. Истинно сказано в Святом писании: явятся

девицы - бесстыжие лица! Жди Страшного суда али новой войны!

Старик кричал так громко, что всполошил чуть ли не все село. Несколько

баб уже приникло к забору Никэ.

– Что случилось?
– спросила одна из них,

– Ничего не случилось. Старику нашему не нравятся девушки в брюках.

– А кому они нравятся, разве что нынешним модницам! - отозвалась за

забором Ирина, жена Георгия Негарэ.
– С ума, видно, все посходили!

– Тоненьким да стройненьким они еще идут, брючки... А вот когда

толстая и жирная, как хрюшка, натянет на себя штаны, глядеть тошно!..

Выставит на потеху мужикам свою преогромную, простите, задницу, хоть стой,

хоть падай, ей-богу!
– поддерживает Ирину Анцка, супруга Василе Суфлецелу.

Никэ, чтобы быть подальше от греха, нырнул в свою финскую сауну и дал

волю смеху. -Здесь он показывал для меня некий спектакль, изображая

поочередно то Анику, то Ирину, жену Георгия Негарэ, показывая, как она била

поклоны в монастыре, замаливая свой грех, совершенный с мош Патрикеем,

дедушкиным братом. Затем Никэ вдруг прекратил свое лицедейство, умолк,

приложив палец к губам:

– Тсс... Это они, кажется, и за тебя взялись, промывают твои косточки.

Я приоткрыл дверь бани: любопытно все же узнать, что они там судачат

про меня. От деревенских сплетниц можно наслушаться всякого. Но то, что

услышал я сейчас, ни в какие ворота ,уже не лезло. На чужой роток не

накинешь платок, говорят люди. Все это так. Но всякой выдумке должен же быть

какой-то мыслимый предел! А тут Ирина спрашивает Анику:

– А ты ничего не слышала о.старшем брате Никэ? Тебе ничего не

рассказывал Василе? Из партейной-то школы выперли этого молодца... Бегал,

вишь, нагишом по Москве, ну его и того...