Подгоряне
Шрифт:
поповская кухня, в которой некогда хлопотала, стряпала еду немая Аника и в
которой во время войны располагалась оружейная мастерская? Называлась
оружейной, а там чинилась, ремонтировалась не только боевая техника, но и
шилась одежда, именно в ней военные мастера соорудили для меня китель,
шинель из английского сукна и хромовые сапоги со скрипом. Где все это? Как
умудрились тяжелые катки вдавить все в землю, а бульдозеры выгрести? Под
слоями песка и щебня схоронить заодно суетню и беготню сельсоветского и
правленческого двора, бесконечные заботы и тревоги сельского люда,
борющегося с голодом, холодом, дремучим суеверием, с тяжким багажом
прошлого, с замученными в мозолистых, ладонях, скомканными заявлениями о
вступлении в колхоз?.. Под этими спортивными площадками, под разровненным,
словно бы расчесанным аккуратно красным песком, под ровно подстриженной
травкой на стадионе плакал и мой первый ремень, первый ножичек с рыбками на
футляре. Там вон стояла и застенчиво улыбалась красавица Анишора, из-за
которой поползли по селу худые слухи про моего отца; Анишора, проклинаемая
мамой и за эту самую красоту, которую не может простить женщина женщине, и
за ее, разумеется, "распущенность". Из-под мелькавших красно-белых кроссовок
парней, бешено гоняющих мяч по стадиону, мне и сейчас виделись тыквы на
огороде мош Иона Нани-Мустяцэ. Тыквы, что наползали на плетни и заборы, а
некоторые вскарабкивались даже на деревья, цеплялись за соломенные крыши
хлевов, курятника и кладовок.
Ничего теперь этого нет. Молодой яблоневой сад мош Иона сейчас не
нуждался, чтобы его юные стволы закутывались рогожей от зайцев. И сад исчезг
За домом старика были сейчас ровные, выложенные каменными плитами дорожки,
припорошенные сверху розовым песочком. Лишь сам мош Ион стоически противился
властному, неумолимому закону временя: как потерянный бродил по своему
двору, не хотел перебираться в чистенькую избу, построенную ему совхозом по
новейшему проекту. Горькой печалью веяло на меня от подворья глупого
упрямца. Все ведь указывало на то, что не сегодня, так завтра уберется и он
отсюда, - зачем же упорствовать, вести войну, в которой ты обречен на
неизбежное поражение? Мош Ион Нани обитает теперь, как на островке, от
которого отдалилась жизнь с ее вечными заботами и тревогами. Со стен его
халупы осыпалась штукатурка. Баба Веруня, питающая, как известно, слабость к
перемене мест, не колеблясь перебралась в новый дом, едва заполучив от него
ключи, - оставила мужа в одиночестве. Осмотрев жилье снаружи и изнутри, она
пришла в сущий восторг. И покрыт дом был нарядной черепицей, и окружен
забором из красивого свежепокрашенного штакетника. А если еще вспомнить, что
он на целый километр приблизил тяготеющую к коммерческим делам старуху к
городской рыночной площади, то станет уж совершенно ясно, каким довольством
сияло лицо бабушки Веруни. Были, впрочем, и некие издержки: перебравшись в
новый дом, Веруня на такое же расстояние не приблизилась, а отдалилась от
сердца своего строптивого мужа.
Мош Ион Нани и сейчас живо представляется мне ожидающим кого-то в своей
обычной позе у забора. Но он никого не ждал. Просто равнодушно поглядывал на
то, что делается вокруг, поблизости от него, на окраине селения. Видел,. как
готовят свежую могилу для кого-то на кладбище через дорогу, как кто-то несет
ведра с водой от колодца моего дедушки, провожал ленивым взглядом то одного,
то другого прохожего. Один шел на работу, другой возвращался с работы,
третий торопился к автобусной остановке, четвертый, напротив, спешил от нее
домой. Вяло отвечал на приветствия. Делал это едва уловимым кивком головы, а
тяжелые руки, как всегда, лежали на хребтине забора или на калитке.
– Наконец-то опять объявился, племяш?
– малость оживившись и глядя
куда-то поверх моей головы, спросил мош Ион, когда я оказался против его
ворот. Размышлял вслух: - Приехал глянуть на родное село? А может, навсегда,
на работу?
Хоть старик и обращается вроде к самому себе, я все-таки говорю:
– Скорее всего, только посмотреть.
– Гм!.. ну, и это неплохо. Поглядеть есть на что... Гм .. м-да...
На дороге появляется Иосуб Вырлан со своим обычным инструментом. Идет,
видно, разрушать или ремонтировать чью-то печь. Мош Ион пытается и его
задеть:
– Эгей, Иосуб!.. Когда же ты заглянешь ко мне?
– Пошел бы ты к чертовой матери! - злится Иосуб, ускоряя шаг. -
Думаешь, поди, что с тобой будут долго нянчиться? Вот зацепят твою избенку
бульдозером и сметут вместе с тобою!.. Портишь своим убогим видом и школу, и
всю Кукоару, как цыган драным шатром!"
Мош Ион не сердится - смеется, обращаясь вновь ко мне:
– Вот так-то, племяш. Даже Иосубу я в тягость, тесно ему рядом со мной
под солнцем, и ему мешает моя хатенка, всем хочется прогнать меня отсюда."
Бабу мою давно уговорили, теперь за меня взялись всем селом... Ты же знаешь
тетеньку Веруню... Ее хлебом не корми - дай только перебраться на новое
место. В Уссурийскую тайгу аж таскала меня, дурака, проклятая баба... А там