Подгоряне
Шрифт:
электробарабанами... Их Никэ тоже привез из Кишинева, прямо из ресторана
"Интурист"." Увидала твоя мать эту орду, так чуть было не лишилась чувств
прямо во дворе, у горящей плиты -
И отцу не пришелся по душе свадебный ритуал Никэ. Не понравилась ему и
странная выходка невестиной родни, остановившейся зачем-то на добрый час на
окраине села. Музыка играла так громко, что ее слушала вся Кукоара. До утра
не могли кукоаровцы сомкнуть веки: электромузыка рокотала
дребезжали стекла в окнах, дрожали перепонки в ушах ошалевших слушателей.
Родичи жениха, посаженый с посаженой, шаферы и дружки вышли на окраину села
с полными графинами, с хлебом-солью, но родители и родственники невесты
продолжали стоять на прежнем месте, не трогались навстречу своим сватам:
они, видите ли, придерживались своих обычаев, по которым отец и мать жениха
приходят приглашать их в свой дом. Все это еще больше оттягивало начало
свадебного торжества. Сельские старики начали тихонько позевывать от скуки и
сонливости. Не одолевала дрема лишь ребятишек. Воспользовавшись свадебной
кутерьмой, они совершали свои набеги на чужие сады, так что взрослым
приходилось силком стаскивать паршивцев с деревьев и потрошить их пазухи,
набитые яблоками, - спелые осенние яблоки эти были необыкновенно вкусны.
Так и не дождавшись главного пиршества, деды и бабки удалились,
разбрелись по своим домам. До утра гуляли лишь студенты, приятели Никэ, и
молодые кукоаровцы. Разные яства, завалившие свадебные столы, остались
наполовину не съеденными: пропали материны хлопоты, а также ее стряпня,
почесть без всякого толку. Все как псу под хвост. Если вспомнить, что кучу
денег пришлось отвалить бородатым и волосатым кишиневским гитаристам и
барабанщикам, то станет ясно, что эта свадьба была сущим разором для
родителей Никэ. Подумать только: по двести рубликов на каждую бороду!
Немалую сумму пришлось заплатить и за транспорт, который Никэ нанял, чтобы
привезти и отвести этих музыкальных громовержцев.
– Да, вконец избаловалась молодежь!
– сокрушался отец.
– И Никэ наш
тоже. Ты только подумай: работает в богатом совхозе, так что и заработок у
него немалый, а продолжает жить у нас, в Кукоаре. Теперь это тоже модно:
иметь квартиру и в городе, и в деревне. Одну - городскую - для шика,
другую - сельскую - для того, чтобы свежим воздухом подышать
Я не знал, как вести себя с отцом. Я как бы заново знакомился с родным
своим селом, с изменившимися обычаями, с неведомыми доселе привычками. Нет,
не только загоны для скота исчезли со дворов. Исчезло еще что-то,
трудноуловимое, но во всем чувствовавшееся. Чувствовалось
трудноуловимое, и в поведении отца, в его постоянной задумчивости, вроде бы
какая-то мысль тяготила его, бередила душу. Это новое, необычное
чувствовалось и в том, что у отца и у других его односельчан появилось много
свободного времени даже в рабочую пору. На окраине села можно было видеть
автобусы, из которых высаживаются толпы людей. Много разных машин проходит
мимо нашего двора. И сам двор был уже не тот. Появились железные ворота с
коваными чугунными цветками, выкрашенными в кричащий цвет. Железная калитка
замыкалась тяжелым засовом. Я же за всю свою жизнь в селе видел только
заборы из жердей да плетни, на которые взбирался, чтобы легче было сесть
верхом на лошадь. Нету теперь тех плетней, тех жердевых загородок - все
решительным образом изменилось. У людей, очевидно, появились другие заботы,
как появились они и у меня.
Мать и отец, похоже, догадывались, что творилось в моей душе. А на душе
было неладное. Все это я мог скрыть от кого угодно, только не от родителей.
И отец пытался ввести меня в новый ритм жизни села.
– А ты не хотел бы глянуть на дом Никэ?
– вдруг спросил он.
Вопрос этот для меня был полнейшей неожиданностью. Как? У Никэ есть
свой отдельный дом? Зачем это? Ведь Никэ оставался в селе и мог бы по праву
младшего сына унаследовать дом отца.
Мать по глазам моим прочла все мои недоуменные вопросы. Ироническая
улыбка шевельнулась в уголках ее рта:
– Плохо ты знаешь своего братца.-
Сказав это, она повернулась лицом к отцу, дав понять ему, чтобы он
занялся более важными делами и не транжирил времени попусту: нечего, мол,
пялить глаза на подворье Никэ, что там увидишь особенного - дом как дом.
Трудно было догадаться, что у нее на уме. Может быть, она гневалась на
то, что Никэ сразу же оказался под каблуком жены? Или не могла простить
младшему сыну того, что он заставил родителей по-, тратиться дважды: сперва
на свою -скоропалительную свадьбу, сыгранную черт знает как, без соблюдения
деревенских обычаев, потом - на этот дом? Может, она бы и не сердилась так,
ежели б Никэ остался на постоянное жительство в родном селе, тогда мать
могла бы гордиться: глядите, добрые Люди, ведь это мой сын - старший агроном
в совхозе-заводе "Кукоара"! Вот и пойми ее: не она ли хвасталась перед теми
же односельчанками, когда ее племянница, дочка тетки Анисьи, укатила в
столицу республики. "Она в самом аж Кишиневе работает, продает билеты на