Подметный манифест
Шрифт:
В том, что мужчиной в дорогом кафтане был князь Горелов, Архаров почти не сомневался. И вдругорядь похвалил себя за разумное решение - отправить в Москву Левушку Тучкова с письмом княгини Волконской. Если выяснить, кто родители Вареньки, то станет ясно, что за суету вокруг нее затеяли старая княжна и Горелов-копыто. Маман… уж не приехала ли в Москву матушка этой беспокойной девицы?…
Поужинав, Архаров отправился в кабинет, где Саша разбирал полученные им письма. Выслушав новости, обер-полицмейстер засобирался было обратно в Рязанское подворье, но в последнюю минуту одумался. С утра он должен быть свеж и бодр, потому что с утра-то и начнется настоящая война между полицией и Каином… да кабы только с Каином!…
Утром же в полицейской конторе было весело. Архаровцы наперебой пересказывали подробности - кого и как брали. Канцеляристы, забросив все дела, восхищенно слушали - не каждую ночь удается повязать столько бывалых мазов. Архаров, приехав, тут же это безобразие прекратил.
– Взяли вы их - вот пусть и сидят, у вас других забот полно. Тимофей, помнишь пропажу нашу - князя Горелова? Где-то он по Москве околачивается. Ч-черт, едва не забыл… Харитона ко мне.
Харитошка-Яман явился и был строго спрошен о молодом графе Ховрине, узнать о коем ему было велено.
– Так как же, ваша милость?!
– в отчаянии возопил архаровец.
– Я и в Зарядье торчи, я и за Камчаткой гоняйся, я и Ежа хватай? Я-то - один, ваша милость! В два места сразу не поспеваю!
– А должен, - не растерявшись, отвечал Архаров.
– Еж и Камчатка уже давно в подвале сидят - а ты все еще тут? Живо в Зарядье.
Не успел взяться за дела - Харитошка-Яман появился, был впущен, но выглядел озадаченным.
– Ваша милость, велите господина Шварца позвать. При нем говорить буду.
Шварц явился, ничем не показывая своего недовольства.
– Тот человек, который с ховринской дворней о молодом графе толковал, - предатель, ваша милость!
– объявил Харитошка-Яман.
– Он их предупредил, что кто-то из Рязанского подворья желает знать про графа. Граф приезжал в карете, к нему туда старый камердинер Еропка лазил, так граф и из кареты не вышел, куда-то укатил.
– Так-то, Карл Иванович, - сказал Архаров.
– Разберись со своим человечком.
– Будет исполнено, ваша милость, - бесстрастно отвечал Шварц.
– Дайте мне экипаж и людей, через два часа доложу, что сие означает.
Поклонившись, он вышел.
– Этого еще недоставало… Перекупили его, как ты полагаешь?
– спросил Архаров Харитошку.
– Ховряка-то он по Кожевникам знает, подслужиться решил, довандальщик хренов, думал - тот ему бабок зашлытит…
Архаровцы переходили на байковское наречие не просто так, а чтобы подчеркнуть значение своей речи. Архаров обычно не возражал - он уже и сам наловчился толковать по-байковски. Польза от этого была немалая - он мог при посторонних отдать приказание, которое никем не бывало понято, кроме полицейских.
Хотел было обер-полицмейстер спросить Харитошку-Ямана, почему он непременно должен был сообщить о предателе обер-полицмейстеру и Шварцу разом, да передумал. Рожа у архаровца, когда он выпалил свое требование, была довольно злая - очевидно, у него случилась какая-то стычка с немцем, и он желал опозорить врага в глазах начальства.
Мирить подчиненных же Архаров не собирался. Не младенцы - сами разберутся. Мордобой в полицейской конторе никто устраивать не станет, а что делается за воротами - обер-полицмейстера не касается. Если же словесное побоище заведут при нем - достанется и правому, и виноватому. Он полагал такое поведение наилучшим способом гасить все свары и склоки в зародыше.
К вечеру, когда Архаров уже собирался к князю Волконскому - ужинать и читать присланные из столицы важные письма, из подвала поднялся Шварц.
– Я, сударь, разобрался, что к чему. Молодой граф Ховрин приехал откуда-то нездоровый, жар у него, отчего - никто не знает. До того он в Псковском переулке месяц или даже полтора не показывался. Он, не выходя из кареты, послал за камердинером. Тот прибежал и что-то такое сказал, от чего граф, даже не показавшись родителям, велел везти себя далее, куда - никто не знает. Мой человек полагает, что граф приехал раненый после дуэли. А дуэли его сиятельством князем Волконским отнюдь не одобряются.
– Сдается, не дуэль то была… - пробормотал Архаров.
– Ты полагаешь, черная душа, что у твоего человека совесть чиста?
– Его и поблизости-то не было, когда граф приезжал, - твердо сказал Шварц.
– И графа он не видел. Даже коли бы захотел ему услужить в память о былом, то не ведает, где его сыскать.
– Бережешь ты своих довандальщиков…
– Берегу. Коли был бы виновен - своими бы руками шкуру с него спустил.
Архаров кивком отпустил немца и позвал Абросимова с канцеляристом. Продиктовал письмо, поставил росчерк и отправил полицейского в острог - взять оттуда троих налетчиков, приведенных еще зимой с Виноградного острова, в любую минуту могут понадобиться. Потом поехал к князю Волконскому.
Там его ждали с нетерпением.
Князь, чувствуя свою вину, на сей раз выпустил вперед дам - Елизавету Васильевну и Анну Михайловну. Княгиня была любезна беспредельно - будучи светской дамой, всячески заглаживала трещину между градоначальником и обер-полицмейстером. Княжна же, Анна Михайловна, была, при всем гостеприимстве, обеспокоена чем-то иным, и Архаров понимал: возвращение жениха, князя Голицына, все откладывается и откладывается.
Вспоминать про тот нагоняй не стоило. Архаров поклонился князю и тут же спросил, что в письмах и реляциях.
– Страшно сказать, Николай Петрович. Вот, изволь, - распечатанные письма лежали тут же, в гостиной, наготове, оставалось только взять и прочитать отчеркнутые строки.
– Есть сведения, что Бибиков тогда, в апреле, принял яд.
– Генерал-аншеф Бибиков?
– Архаров ушам не поверил.
– Что за вздор? Был он нездоров…
– Не настолько, чтобы помирать. Я не хуже твоего Александра Ильича знаю, понятие о чести у него высокое. Вот, изволь… так и пишут - встретился-де тайно с самозванцем, но признал в нем подлинно государя Петра Федоровича. От стыда, что против законного государя шел, и отравился.