Подметный манифест
Шрифт:
– Ну, Иван Иванович, на прощанье повернись-ка ты к этим молодчикам, дай им на тебя глянуть, - попросил Архаров.
Каин невольно повернул голову. И тут случилось нечто, для Архарова вовсе неожиданное. С диким криком «Он! Он самый!» все трое повалились на колени. Указать на Каина руками они не могли, руки у каждого были связаны за спиной, и потому указывали всклокоченными бородами.
Всякому, кто ведет следствие, приятно, когда предполагаемого преступника всенародно опознают его сообщники, но Архаров вдруг увидел лицо Вани Носатого. Ваня, казалось бы, ничуть не удивленный этими криками, стоял у той же стенки, что налетчики, и покачивал головой, при этом усмешка у него была весьма критическая.
– Он! Он, злодей! Он в санях приезжал! Он с атаманом шептался! Он хлеб и сало привозил!
– наперебой докладывали налетчики, Каин же стоял, остолбенев и даже приоткрыв рот. Наконец он опомнился.
– Ну, ваша милость! Утешил!
– крикнул он Архарову.
– Самых голосистых, небось, выбрал!
– Ваня… - сказал Архаров.
Ваня Носатый не услышал - а лишь увидел движение губ. Нисколько не помедлив, он кинулся усмирять налетчиков - и в четыре оплеухи покончил с шумом.
– Прикажете увести, ваша милость?
– обратился он к Архарову.
– Уводи, Ваня, - сказал обер-полицмейстер. Ваня посмотрел ему прямо в глаза. И если мысль через взгляд передается, то архаровскую мысль бывший каторжник прекрасно уловил. Это была безмолвная благодарность.
– Им бы на театре злодеев представлять, - презрительно молвил Каин, когда налетчиков выпихнули из кабинета.
– Что это ты, сударь, таких дураков выбрал? Да и не научил толком.
– Не бывал ты, выходит, на Виноградном острове?
– спросил Архаров.
– Бывал смолоду, знаю, что за место.
– Да и не только смолоду…
Архаров был страшно зол и на дураков-налетчиков, и на Каина, сумевшего соблюсти достоинство и не поддавшегося страху, и на самого себя - мог же задуматься, как будет выглядеть таковое опознание…
– Ты, сударь, не тот след берешь, - сказал неожиданно Каин.
– Под плетьми мои дружки бывали… гляди - наврут с три короба!… А вот как Бог свят - зря ты меня обвинил. И дурачье это зря приводил. Никто меня в Москву не прислал, никому не служу! Попомнишь мои слова!
Он открыл дверь и замер на пороге.
Архаров понял - там, в коридоре, торчит его буйное воинство, включая канцеляристов. Всякому любопытно, о чем будет беседа у обер-полицмейстера с Ванькой Каином.
– Пошли вон, сукины дети!
– рявкнул он и, сжав кулаки, продолжал весьма миролюбиво.
– Иван Иванович, не обижайся - на тебя поглядеть сбежались. Давно такого дива на Москве не бывало. Надумаешь что рассказать - приходи. А сейчас мне недосуг. Абросимова ко мне! Щербачова ко мне с бумагами!
Каин, не прощаясь, вышел.
Клаварош, молча сидевший в уголке, встал, но не подошел - стало быть, сказать ему было нечего. Архаров поглядел на него - француз картинно развел руками.
– Тот человек, кажется, ростом был выше. Но я, ваша милость, сидел на лошади…
– Ступай, мусью.
Клаварош тут же выбежал из кабинета и увидел спину Каина. Каин медленно шел по коридору, ставшему удивительно узким - столько туда набилось народу. Молча вышел, спустился с крыльца, обернулся - во всех окнах торчали любопытные рожи.
И ушел в сторону Никольской.
– Ну, будет, будет! Пошли, пошли!
– так приговаривая, Тимофей разогнал архаровцев и, пока Щербачов с бумагами входил в кабинет, заглянул туда. Архаров сидел за столом, крепко задумавшись.
– Пошли вон, - вдруг сказал он Абросимову и Щербачову.
– Ваню ко мне Носатого.
Шварцев подручный вошел и встал перед столом. Он глядел на Архарова сверху вниз, как глядит наставник на не выучившего урок ученика - без злобы, с некоторой укоризной.
– Ваня, что это они как с цепи сорвались?
– тихо спросил Архаров.
– Сбесились? Думали, опознают - и тут же я их развязать велю?
– То-то и оно, что вы, ваша милость, в остроге не сиживали, - отвечал Ваня.
– Народишко глупый, угодить вам они решили. Их ведь только о том и спрашивали, и в подвале, и в остроге, кого видели на острове. Вот и вздумали, что коли им кого показывают - тот человек, стало быть, и на острове бывал.
– Соврали, значит?
– Соврали, ваша милость. И будут врать… даже коли им подлинного злодея предъявить, скажут, что признали, хотя в глаза его ни разу не видывали…
– Вот ведь сукины дети…
Ваня подождал, не будет ли еще чего сказано. Однако Архаров молчал, и Ваня отступил к дверям.
Он прекрасно понимал состояние души обер-полицмейстера. Архаров в глазах Каина блистательно опозорился. И объяснять теперь, что никто не научил налетчиков этим крикам, было нелепо. Ване было несколько обидно за начальство и в то же время он обер-полицмейстером был недоволен - мог же, должен же был Архаров предвидеть, что налетчики устроят из опознания дурацкую комедию. То-то теперь потешается Каин…
В Ваниной жизни случались и победы, и поражения. К сорока годам он и от тех, и от других порядком устал. Захотелось не взлетов и падений, а основательности. Архаров ему эту основательность обещал и дал. Пусть в подвале у Шварца - уж какую мог, такую и дал. А теперь вот опозорился… хотя Ваня-то мог предвидеть подобное, он-то уж знал, чего ждать от острожных сидельцев…
– Ваша милость, - сказал Ваня.
– Чего тебе?
– Каин-то - чистая крыса в кафтанишке этом…
Архаров удивленно посмотрел на него. В полицейской конторе не было заведено, чтобы подчиненные без спросу обращались к обер-полицмейстеру со всякими затеями и примечаниями. Особливо те, что служат в подвалах.