Подполье на передовой
Шрифт:
– Пожалуйте, пожалуйте, господа солдаты. Милости просим к столу. Донесся бесцеремонный грохот кованых сапог, грубые голоса.
– О-о! Дас ист руссише тшай! Зер гут! Давай-давай!
– Штиль!
– пресек шумный восторг чей-то властный окрик.
– Здесь имель себя партизанен? Коммунист? Комиссар? Совьет депутат?
– Да нет, что вы, господь с вами! Здесь нет коммунистов, - опять запела хозяйка.
– Швайген! Молчать! Документы здесь! Показаль комната.
Вновь загрохотали сапоги, скрипнула
***
Нила и Майя навестили Азу Островерхову вечером. Аза обрадовалась их приходу. Эти дни Аза была встревоженной. Отец уже два дня не появлялся. А тут еще и Борис - нет на него управы - день и ночь где-то пропадает, А то придут с Виктором Слезаком, слесарем из паровозного депо, закроются в отцовской комнате и часами сидят там тихо: ни стука, ни голоса. Что они делают, неизвестно. Один раз, правда, Виктор, подмигнув Борису, небрежно сунул в руки Азе пропуск на право хождения по запретной зоне и, хитро посмеиваясь, спросил:
– Как дела?
Аза повертела в руках картонку, прочитала немецкий текст, скользнула взглядом по подписи коменданта Эриха Райха - она уже не раз встречала бумаги с его подписью - и вернула пропуск Слезаку.
– Не пойму, почему это господин Райх проявил к тебе такое доверие.
Парни дружно захохотали. Борис сказал:
– Дождешься доверия, когда на висилице задрыгаешь.
– Неужели подделали?
– испугалась Аза.
– Да вас же схватит первый встречный патруль. Вы что, ополоумели?
– А вот мы сегодня и проверим, схватит или не схватит.
– Не смейте этого делать!
– вскрикнула Аза.
– Без разрешения отца ни в коем случае нельзя.
Слезак смущенно замялся. Но Борис... Ох, этот Борис! Хотя бы скорей отец приходил. А то... Вчера пришли ночью, выкладывают немецкий офицерский планшет, набитый документами. У Азы сердце остановилось.
– Где взяли? Что вы натворили?
– Не волнуйся, Аза, - успокаивает Виктор.
– Все чин чином. Пропуск проверяли. Ничего, годится. А по пути попался этот обер. Ну, мы его тоже в порядке проверки отправили к прабабушке. А планшетик прихватили.
Заметив, как побледнела Аза, поспешил добавить:
– Да ты не беспокойся. Мы его в запретной зоне. Так что жители не пострадают, их же там нет. А тело в развалины затащили, щебенкой присыпали. Полный порядочек.
И подмигнул Борису. А тот и расцвел. Ох, Борис!.. Хотя бы скорей отец... Ночью и сегодня весь день разбирала бумаги из планшета. Какой-то приказ, обязательно надо отцу показать. Кажется, намечается массовый угон жителей в Германию.
...Все это в томительном и тревожном одиночестве пережила и передумала Аза и теперь несказанно обрадовалась подругам.
– Что это вы такие нарядные? Ну, прямо на бал.
– А мы на бал и готовимся, - засмеялась Майя.
– Аллее официрен будут танцирен!
– Не трещи, - прервала Майю Нила.
– Бал у немцев будет в железнодорожном клубе. По случаю рождества. Сделать бы там мышеловку. Прихлопнуть разом.
– Хорошо бы.
– Аза задумалась.
– "Аллее официрен будут танцирен".
С грустью оглядела девушек.
– Ты чего?
– насторожилась Нила.
– Трудно вам, девочки.
– Аза смотрела на Нилу и Майю.
– Я бы не смогла так.
Нила строго возразила:
– Смогла бы. Так нужно... Сегодня была со светским визитом у этого офицера по особым поручениям... Будем, говорит, конфеты кушать, и подошел к буфету. Отвела я глаза, вижу: на столе какой-то список. Поднялась я, вроде за альбомом потянулась, а сама в список заглядываю. Читаю фамилии. Ну, а вид у меня, наверное, такой был, что немец сразу подошел, глянул на меня, на список и смеется:
– Партизанен!
– говорит.
– Арест. Пах-пах! Капут!
Потом он сел напротив меня и говорит:
– Пугаться не следует. Вас никто не тронет.
Взял со стола список, погрозил мне пальцем, сам смеется. Посмотрел на часы и говорит, что ему пора... Род занятий своих маскирует. Из списка я десять фамилий запомнила. Как вышла от него, сразу кинулась записать хоть на чем-нибудь. Пока стала записывать - семь вспомнила, а остальные, хоть убей, забыла.
Нила достала откуда-то из-за пояса лоскут бумажки, протянула Азе.
– Держи. Передашь Степану Григорьевичу. Остальных постараюсь вспомнить.
– У меня тоже сведения для Степана Григорьевича. Передай ему. От Ганса, ну этого генеральского адъютанта, узнала, что будет облава на улице Новобазарной, третий дом от церкви... Немец и говорит, чтобы я по этой улице не ходила... Так сказать, боится за меня, - Майя грустно улыбнулась.
– Людей надо предупредить.
Аза порывисто обняла Нилу и Майю.
– Умницы вы мои, отчаянные. И папа очень хвалит вас... Вот только...
– она запнулась на полуслове, не стала говорить, что тревожится за отца. Зачем их еще расстраивать? И своих тревог полно. Вздохнув, закончила:
– Вот только Борьки нет. Насчет партизанской квартиры - надо немедленно сообщить.
– Что же делать?
– Майя на миг задумалась.
– Только не вздумай сама туда идти, - остановила ее Аза.
– Нет, нет... Я Петьке Растригину скажу, а он все знает.
Аза молча обдумывала. Она знала Татьяну Федоровну Растригину - та нередко бывает у отца. Она связная.
– Ну, что ж. Попробуй, Маечка.
К вечеру сестры ушли. Они не заметили, как чуть отодвинулся угол занавески в соседнем окне и как Бабкин пристально глядел им в след, пока они не скрылись за углом.