Подполье на передовой
Шрифт:
– Повторять. Не понималь.
– Майне тетя нах Абинская.
Майя волновалась. Ее одолевали сомнения. Правильно ли она поступает, уговаривая немецкого лейтенанта взять ее в поездку по дороге Новороссийск - Крымская
Краснодар. В ушах звенела фраза Павла Базаркина: "Генерал спешит под Крымскую". Вспомнила как вчера Степан Островерхов говорил, что надо бы проверить дорогу на Крымск, там немцы что-то затевают, строят какие-то сооружения. А тут выпадает возможность проехать вместе с Гансом в том направлении.
– Их виль фарен нах Абинская мит Ганс.
– Гут. Гут. Мой генерал любит женское общество. Он согласится. Твоя сестра поедет с нами. Я буду говорить с генерал.
– Когда мы едем?
– деловито осведомилась Майя.
– Это не сейчас. Я буду сказать, когда надо ехать. Генерал будет дозволить. Я спросить буду.
Заметив, что Майя помрачнела, лейтенант приписал это своей сухости и строгости, и поспешил сгладить это:
– Я буду заехать... Сегодня. Идите домой, ждите. Нила тоже. Никуда не ходить. Приехать... Быстро, быстро сидеть машину. Ехать. Нет задержка. Видерзеен, майне либе медхен...
И Ганс Штумпф удалился с гордо поднятой головой. Майя на миг растерялась. Она лихорадочно соображала, как сообщить Островерхову о поездке.
Майя бежала домой, занятая своими мыслями, и не видела, как из-за угла выскочили мальчишки и чуть было не сбили ее с ног. И уже за ее спиной издевательски запели:
Здравствуй моя, Мура,
Здравствуй моя, шкура.
Не медвежья, не песецкая,
А продажная, немецкая.
Мальчишки захохотали и, уже скрывшись за углом, еще раз откровенно прокричали: "Шкура немецкая!"
Майя бежала, съежившись и глотая слезы.
Нила сидела дома, укутанная в старый платок. Увидев заплаканную сестру, она вздрогнула.
– Что с тобой?
– Шкурой называют, - сквозь рыдания произнесла Майя.
– Кто?
– Да мальчишки.
– Успокойся... тут только стерпеть - и все. От своих можно и стерпеть. Им же не объяснишь, чем занимаемся. Наше дело хорошо сыграть свою роль...
Майя постепенно успокоилась, рассказала сестре о разговоре с немецким офицером, о возможности проехаться по Крымской дороге.
– Степану Григорьевичу надо бы сообщить...
В это время внизу просигналила машина. Майя выглянула в окно и увидела Ганса, стоявшего около машины. Он помахал ей рукой, показав на часы.
– Не успела никому сообщить. А где мама?
– Ушла в Верхнебаканку за продуктами. Вернется только вечером.
– Тогда я еду одна, - сказала Майя и направилась к двери.
– Стой, скаженная. Никуда я тебя одну не пущу.
– А я на это и не рассчитывала. Поэтому и заказывала два места. Прошу вас, мадам.
– Майя дурашливо согнула руку в локте. Нила уже не возражала и не раздумывала.
Учтивый Ганс распахнул перед ними заднюю дверцу автомобиля.
– Генерал ехать позволить, - сказал он.
***
– Ребячество! В серьезном деле такое легкомыслие граничит с преступлением!
– Островерхов сердито щипал усы.
– Это не игра. Это - война. Каждый неверный шаг - это смерть.
– Но ведь вы сами говорили, что надо разведать дорогу Новороссийск - Крымская?
– попыталась возразить Майя.
– Да, говорил. Но не так. Разумно, осторожно надо все делать. Что тебе сказал "Костя"?
– "Костя" сказал, что брил генерала, что он спешит, что упоминали Крымскую и Краснодар.
– Так. Теперь, когда вы имеете возможность оценить свои поступки, посмотреть на них, так сказать, со стороны, что вы должны были делать, получив такие сведения от "Кости"?
– По возможности уточнить и выяснить детали, попытаться дополнить сведения и... и немедленно доложить в штаб.
– Верно. А что сделала ты?
– Ну, я поехала... в Крымскую...
Продолжай, пожалуйста. Не получается? Тогда разреши, я расскажу. Нила и Майя отправились в двух дневное путешествие в сторону Крымской и Краснодара, с одним знакомым офицером, который сопровождал генерала. По дороге Нила и Майя наблюдают, слушают разговор немецкого офицера (тот выбалтывает кое-что ценное). А как вы вели себя? Вы даже забыли, что цель поездки - побывать у своей тети, и вспомнили лишь тогда об этом, когда "растяпа" Ганс вежливо справляется, где живет эта тетя. И происходит это в Абинской.
– Немецкий лейтенант посчитал эту "забывчивость" кокетством... А если бы заподозрил, то провал был бы обеспечен.
– Островерхов сурово посмотрел на Майю и Нилу и, немного помедлив, продолжал: - Но данные, безусловно, ценные. В районе Крымской немцы строят оборонительные рубежи под кодовым названием "Голубая линия". Сооружают доты, дзоты, минируют подступы. Значит, намечается отход немцев из-под Краснодара. Эти сведения мы передадим партизанам. Разведчиц можно бы представить к награде... Но ввиду явного безрассудства в поступках я вынужден прибегнуть к наказанию. На неделю вы отстраняетесь от работы и находитесь под домашним арестом.
– Но ведь немец все равно приедет!
– возразила Майя.
– Это его дело. А ваше дело - никуда из дома не выходить. Болеть. А теперь идите.
Нила чуть слышно проговорила:
– До свидания, Степан Григорьевич.
После ухода девушек Островерхов еще долго не мог успокоиться. Он нервно ходил по комнате, то и дело потирая виски.
Андрей Логвинов не выдержал:
– Ну, чего ходишь? Чего? Разведали девчата здорово. Тут ты ничего не скажешь. А что промашек наделали - так что ж ты хочешь: молодежь.