Подполье на передовой
Шрифт:
Бал
Операцию "Бал" поручили Сергею Карпову. Посылая на задание, Островерхов необычно долго и обстоятельно инструктировал Сергея, как-то особенно и несколько раз подчеркивая: не зарывайся, не увлекайся, сделаешь главное - наведешь самолеты и уходи. Результатов не жди: завтра все узнаем.
Помолчав, снова начинал то же самое и почти теми же словами. Сергей знал, что руководитель справедливо считает его не в меру горячим и всегда старается предостеречь от опрометчивых поспешных действий. Но такую строгую нотацию он, Сергей, выслушивает впервые.
Неожиданно Островерхов засмеялся тихим, добродушным смехом. Сергей сразу успокоился, удивленно глянул на Степана Григорьевича.
– Что, Сергей, небось, кипит все в душе? Дескать, чего это старый хрыч душу мотает? И так, мол, все ясно, да и сам не маленький... Помни: осторожность - твой помощник. Ну, Сергей, как говорят охотники, ни пуха ни пера.
Сергей постеснялся ответить традиционным "К черту!".
...Островерхов долго сидел при коптилке, наносил кружочки, стрелочки, зигзаги и треугольники ходов сообщения, траншей, дотов, блиндажей на карту города. А в голове ворочалась мысль: община, община... А какая? Что-то надо придумать. Организация разрослась. Нужно ставить и решать задачи пошире. Да и организационные формы надо менять. Усилить нужно помощь партизанам. Егоров просит теплую одежду, продовольствие, медикаменты. Придется отправить из наших запасов. Надо новые явочные квартиры иметь. Только здесь нельзя. И так чуть не поставили под удар Боднарей. Спасибо, Екатерина Петровна шнапсом выручила... Лучше всего, пожалуй, у Анны Зотовны обосноваться.
Мысли прервал какой-то гул, от которого задрожали стены и тоненько запели оконные стекла. Островерхов поспешно оделся, вышел на веранду, где уже стояли Боднари.
– Кажись, наши, - тихо сообщила Екатерина Петровна.
– Наши, Петровна, наши. Смотрите в сторону клуба Маркова.
В это время в районе железной дороги вынырнула из темноты и пронеслась в зенит красная ракета. Вскоре раздался грохот артиллерийской канонады. В небе нарастал гул самолетов. Видно было, как в районе железнодорожного узла рвались бомбы.
– Здорово, здорово, - шептал Островерхов.
– А теперь левее, левее ударьте. Ну, Сергей, давай! Что ж ты мешкаешь? Давай!
И словно в ответ на его просьбу, красная ракета вновь прочертила небо и нырнула куда-то за черную коробку клуба железнодорожников. И бомбы уже взрывались у клуба Маркова.
– Молодцы!
– тихо похвалил Островерхов наших летчиков. После небольшой паузы произнес: - Ага! Господа офицеры, это вам рождественский подарок от наших артиллеристов!
Тяжелый снаряд ударил прямо в здание клуба. Было видно, как в воздух взметнулись балки, обломки стен, и здание рухнуло. Со стороны порта слышался вой сирен пожарных, полицейских и санитарных машин, колотили в рельс возле комендатуры, за элеватором стрелял немецкий шестиствольный миномет. В районе Стандарта рассыпался горох автоматных очередей.
– Ох, Сергей, - Островерхов сердито стукнул кулаком по перильцам веранды.
– Не ввязывайся. Отсигналил и уходи.
– А может быть, это не он, - предположил Василий Евстафьевич.
– Что-то много стрельбы. Не будут же они из-за одного человека...
– Одного!
– перебил Островерхов.
– Откуда им знать, что там один. А Сергей натворит
Стрельба между тем начала быстро перемещаться к Мефодиевке и вдруг неожиданно смолкла. Потом щелкнул одиночный выстрел и все стихло.
Дорого обошелся фашистам "рождественский бал". В районе рухнувшего от взрыва бомбы здания клуба Маркова целый день работали немецкие спасательные команды. Они тушили пожар, извлекали из-под обломков обгоревшие трупы, укладывали в закрытые фургоны. Подходили то и дело санитарные машины и увозили раненых и покалеченных немецких солдат.
Одна из бомб упала на бензосклад. Вспыхнул пожар. Языки пламени перекинулись на казармы комендантской роты.
Комендатура вынуждена была перебраться в другое место.
Фашисты не поймали Сергея Карпова, наводившего советскую авиацию на офицерский клуб и бензосклад.
Выход -
в общине
В кабинете коменданта северной части города господина Эрида Райха шеф полиции Кроликов чувствовал себя неуютно. Он ежился от пристального взгляда господина Райха. Выводила из равновесия мечтательно-невинная улыбочка начальника гестапо Гофмана. Не понравилось Кроликову, что здесь же, прямо на подоконнике, как шаловливый школьник, сидел и болтал ногами господин Рудольф. Шеф полиции знал, что Рудольф - это контрразведка. И если она заинтересовалась его делами, добра не жди.
Кроликов краем глаза заметил, как тихо беседуют, склонив друг к другу головы, начальник спецкоманды гестапо Шмидт и начальник биржи Дитрих. Это настораживало и пугало. И самое страшное, что он не знал, зачем его вызвали. Причин много, он это понимал. Причин очень веских, если не сказать больше. Уж очень много неприятностей в городе за последнее время, можно сказать, одни неприятности и неудачи. За один клуб Маркова голову могут снести, а тут еще склад боеприпасов полетел к черту...
– Господин Кроликов, - прервал его мысли комендант, - герр Гофман очень просит меня предоставить ему возможность "по душам" побеседовать с вами.
По своему обыкновению Райх надолго замолчал, уставившись прищуренными глазами на собеседника. Под этим взглядом Кроликову стало совсем плохо.
"Меня в гестапо? Чего это он?" - лихорадочно забилось в голове начальника полиции. А немец-комендант продолжал:
– Я подумал: а зачем вас Гофману передавать? Ведь мы и сами можем вас повесить. Но господин Гофман очень просит. И я хочу иметь с вами совет: кто может вас лучше повесить - гестапо или военная комендатура? Мне ясно одно: вы есть саботажник. Вы играете двойную игру. Как это говорят у русских: и нашим, и вашим.
У гитлеровцев были основания кого-то подозревать в двойной игре. Завербованные гестапо тайные агенты вдруг почему-то были зачислены Кроликовым в разряд самых опасных партизан и расстреляны, как враги "Великой Германии". Непонятно было гестаповцам, почему оказался убит человек, видевший диверсантов, которые наводили русскую авиацию на важные объекты: офицерский клуб, бензосклад, казармы комендантской роты, железнодорожные составы с военной техникой.
Гестаповцам с помощью сыщиков удалось составить списки большевиков, но накануне дня намечаемого ареста советских активистов кто-то их предупредил, и они внезапно исчезли.