Поэзия народов СССР IV - XVIII веков

Маштоц Месроп

ХАБИБИ

АЗЕРБАЙДЖАНСКИЙ ПОЭТ

Конец XV – начало XVI века

МУСАДДАС

Я возлюбленную встретил: радостной была она, По плечам волос струилась ароматная волна, Заплетаемая в косы. В них, бессилия полна,- Видел я,- была, как узник, чья-то жизнь заключена. «Кто несчастный узник этот?» – я спросил. Она в ответ: «То плененная арканом кос моих – душа твоя». И бровей лукоподобных я увидел гордый взлет. Шапку сняв, опа смеется, амбру на голову льет. Лик ее, с луною схожий, мимо глаз моих плывет, И на нем, дразня собою, ярко родинка цветет. «Это что здесь за примета?» – я спросил. Она в ответ: «Это след от взора скрытых ран твоих – тоска твоя!» Видел я: рубин бесценный прилипал к ее губам, Локон в мускусе хотанском страстно льнул к ее щекам, Жемчуг ластился наджафский к нежно-розовым ушам. Вдруг услышал я, как что-то падает к ее ногам. «Сердолик Йемена это?» – я спросил. Она в ответ: «То

струится кровь из сердца, как родник,- то кровь твоя». И в саду, сама как роза, дева розовая шла, И в подол ее деревья осыпали без числа Яблоки, миндаль, гранаты… Все красавица взяла. Но в саду лица любимой птичка грустная жила. «Что ж грустит певунья эта?» – я спросил. Она в ответ. «Птичка, что поет средь сада черт моих,- душа твоя». Взгляд за взглядом – точно к свету, я стремился к ней опять,- От нее и самый мудрый сумасшедшим может стать, Сто колодцев вавилонских ей легко заколдовать! «Ямочка на подбородке – это что, позволь узнать? Не колодец ли без света?» – я спросил. Она в ответ: «То, что кажется темницей для других,- жилье твое». Кипарис мой! К ней, сверкая, лился слез моих ручей, Был я к родине прикован всею зоркостью очей, От ее благоуханья грудь дышала горячей! Смоль ее кудрей блестящих – томный бред моих ночей. Я в огне! «Что значит это?» – я спросил. Она в ответ: «Вот свершение мечтаний молодых – судьба твоя». На лугу своей постели, как нарцисс, проснулась ты, В прорези твоей рубашки раскрываются цветы, Озарился я лучами светозарной красоты! На цветке увидев точку: «Это уст твоих черты Иль видение поэта?» – я спросил. Она в ответ: «Хабиби, ты прав: и это только стих, мечта твоя!»

ГАЗЕЛИ

* * *

Богиня! Если для тебя не растерзал я грудь,- Мне саваном рубаха будь, мой дом могилой будь? И если лунный блеск волос забуду за столетье,- Вползи в мой череп, скорпион, сам покажу я путь. Роса упала. Выйди в сад, цветами полюбуйся: Алмазом каждый лепесток старается блеснуть. Я издевался над людьми, сраженными любовью… Безумец! Как бы мне за то слез не пришлось смахнуть. Покоя нет для Хабиба, он смотрит на лилею - И каждый волос дыбом встал, чтобы шипом кольнуть.

* * *

Утренний зефир мечтает о твоих кудрях, Я, как пыль, лежу покорно у тебя в ногах. О красавица! Страдаю, стеснена душа, С той поры как я мечтаю о твоих губах. С той поры, как я увидел кудри и глаза, Сердце плачет и вздыхает, в нем печаль и страх. Кудри, брови и ресницы, родинки твои Со стихами из Корана я сравнил в мечтах. Стрелы всех твоих насмешек мне вонзились в грудь, И любовью опозорен буду я в веках. Страшный суд, землетрясенье – вот какая ты! Увидав твой стан прекрасный, я хожу в слезах. Хабиби пленен тобою! Пусть горька любовь, Вместо слез, алмазы блещут у него в глазах!

ФИЗУЛИ

АЗЕРБАЙДЖАНСКИЙ ПОЭТ

1498-1556

* * *

Падишах золотой земли подкупает людей серебром, Он готовит полки для захвата другой страны, Сотней козней и хитростей он побеждает ее, Но и в этой стране нету радости и тишины. И в тот гибельный час, когда рок совершил поворот, Гибнет сам падишах, и страна, и мильоны людей. Посмотри: это я властелин, дервиш, сильный войсками слов,  Громоносное слово – источник победы моей. Видишь, каждое слово мое – великан, что из истины силу берет; Если слово захочет, будут море и суша покорны ему. И куда б я его ни послал, слову чужды почет н казна; Слово, взявши страну, никого не заточит в тюрьму. Все стихии вселенной слово мое не сотрут, Не раздавит его колесо вероломной судьбы. Пусть властители мира мне не даруют благ: У меня в голове есть корона скромной моей резьбы. Я свободен во всем! Кто б ты ни был, слушатель мой, Ты не должен за корку хлеба преходящему быть слугой.

ГАЗЕЛИ

* * *

О мой друг, если из-за тебя станет мир мне злым недругом вдруг, Не беда – мне довольно тебя. Ты одна мой единственный друг. Ведь когда я отдался любви, я совета друзей не просил, Худший враг мой не мог превзойти мной самим причиненных мне мук. Но душа не страшится скорбей, телу страшная боль не страшна,- Телу-праху, душе неживой незнаком перед болью испуг. Радость встречи не мог я познать, расставания скорбью смущен, Но зато сделал светлой и тьму мне зулмат безотрадных разлук. О садовница! Дымом, золой стали розы следов для меня, Пепелище – мой горький удел, твой удел – вешний сад, пышный луг. Меч соблазна она занесла, натянула на лук тетиву,- Сердцу смерть принесет этот меч, мне тоску принесет этот лук. Физули! Отлетела душа – я с дороги любви не сошел; На плите напишите мне: «Страсть его заключила в свой круг». Бессилен друг, коварно время, страшен рок, Участья нет ни в ком, лишь круг врагов широк, Лишь страсть, как солнце, горяча, но безнадежна. Кто честен – на землю упал, зато подлец высок. Слабеет разум, совесть упрекает глухо. Растет любовь, а с ней и горе,- все не впрок! Я чужд своей стране, без родины, без правды. Исчерчен

этот мир витьем коварных строк. Любая девушка – источник зла для сердца, Любая бровь – как серп: смертельный завиток. Вот мак, колеблемый зефиром,- наше знанье, Вот отражен в воде и искажен цветок. Желанному предел,- но сколько испытаний И горя на пути, пока найдешь итог! Любовь, как тара тонкий стон, неуследима, Сам виночерпий – легкой пены маленький глоток. Нет у меня друзей, бегу я от меджлиса, Кто мне укажет путь? Я всюду одинок. Морщины Физули от горя стали резче, Вот почему он желт, вот почему поблек.

* * *

Я горем сам горел, но им не опалил тебя. Зачем, раскрывшийся бутон, я б огорчил тебя? Пей только чистое вино, любовью мы пьяны. Горит в огне терзаний тот, кто полюбил тебя. Окислить красное вино случайности могли. Как много красок в том цветке, что оживил тебя. Ты выйди в сад. Ни одного бутона нет в саду, Что кровью сердца своего не залил бы тебя. Я думал – стан твой кипарис, но что там кипарис! Божественною красотой мир наградил тебя. Я горе камню изолью иль локону волос, Кому-нибудь, кто б хоть на миг мне заменил тебя. Пока тобою я пленен, в тоску закован я, Хочу, чтобы никто другой не получил тебя. Любовью к чистому вину наполнена душа. О, неужели слез поток не умолил тебя. О Физули, твой черный рок к тебе благоволит – Неутомимою тоской он одарил тебя.

* * *

Велишь мне ненавидеть жизнь, так бессердечна и так зла? Полнеба вздохом я сжигал, ты мне светильник не зажгла? С другими ты, как нежный друг… ты исцелишь любой недуг. А что же мой смятенный дух? Что ж ты к больному не пришла? Всю ночь душа моя кипит, поет, безумствует, скорбит, Тревожит стоном всех, кто спит,- ужели не услышит мгла? Я вымыл бы твое чело слезами, что текут светло. Любимая! Все расцвело, иль ты не чувствуешь тепла? Хранил я в тайне грусть мою, от ветреницы не таю. Услышишь или нет,- пою. Смеешься? Очи отвела? Не я увлек тебя, а ты страшна мне силой красоты. Так мне ль бояться клеветы пред блеском этого чела? Но стыд и срам для Физули – его посмешищем сочли. Рассмотрим дело издали,- любовь-то, кажется, прошла?

* * *

О душа моя, четок не трогай, на молитвенный коврик колен не склоняй. Не садись за трапезу с ханжами – им, усердно молящимся, не доверяй! Преклоняя главу на молитве, ты уронишь корону свободы своей, Будь собою самим! Лицемерным омовеньем глаза свои не раздражай! Не ходи в их мечеть понапрасну иль истоптан ты будешь, как старый палас, Если ж вынужден будешь войти к ним, как Менбер, так надолго ты не застревай. А услышав призыв муэдзина, понапрасну, о друг, не тревожься душой. Не беги за советом к аскетам! И поверь – не откроют дверей они в рай! Средь скопленья людского в мечети возникают и ссоры, и брань, и вражда, Пожалей свою душу живую, в суете их участия не принимай. Проповедник неискренен сердцем: ты, внимая речам его, не обманись! Глуп и сам, и свободную волю ты ему в легковерии не подчиняй! Физули, в благочестии ложном ты ни правды, ни пользы себе не на идешь. Лицемерного богослуженья ты, как можешь, для пользы души избегай.

* * *

Печалью сердце сожжено – счастливое когда-то сердце. Свободой гордое вчера, заботами объято сердце. Его размыл шальной поток, плотины смяв, стремит и бьет. А ведь стояло, как чертог, во всей красе богатой сердце. Что в чарке нравится ему, что вечно тянется к вину? Зачем пирует – не пойму – пылавшее так свято сердце? Вчера блистало, как хрусталь, сейчас растаяло, как воск. Вчера негнущаяся сталь, сейчас капканом сжато сердце. Любовь – нешуточная вещь, и сердце сделалось рабом. Его бессонный стук зловещ, погибло без возврата сердце. Гулял ты в Руми, Физули, блистал гармонией стиха. Тебя сетями оплели – не вырвешь из Багдада сердце! Я жизнью жертвовал не раз, но счастья не нашел, Молил пощады, но в тебе участья не нашел, Утратил все, чем обладал, стал нищим,- но и тут Бальзама нежности твоей в напасти не нашел. О, если бы я рассказал, как мучился тогда: Несчастный раб вошел в чертог, но власти не нашел. Я, как ничтожный муравей, карабкался и полз, Но Сулеймана-мудреца, к несчастью, не нашел. Я одинокий соловей, поющий в купах роз. Я попугай в саду чудес, по сласти не нашел. Вертись, фортуны колесо! Все ближе, ближе цель! А я сапфира для твоих запястий не нашел. Я Физули, простой бедняк. Красавица, прощай! Я в бурю гибнущий челнок, я снасти не нашел.

* * *

Я скован, я пленен, с тех пор как увидал тебя. Губ ослепительный цветок так украшал тебя! Я жизнь на маленькой свече без колебаний сжег. С душой своею до небес я поднимал тебя. Я сердце вымою в слезах, я не забыл тот день - В халате алом ты была, и Рахш промчал тебя. Всегда без устали меня терзает твой кинжал. Раскрылось сердце, как дворец! О, как я ждал тебя. Все сердце стрелами полно, иначе бы оно От горечи разорвалось! О, как я звал тебя! Тогда бы я свободен был. Но в яму вновь попал, Увидев ямочки твои. А так желал тебя! О Физули, ты все скрывал, по ворот разодрал, И, душу увидав твою, аллах узнал тебя.