Поэзия народов СССР XIX – начала XX века

Коллектив авторов

МОЕ ЗАВЕЩАНИЕ

Когда умру, друзья, то вскоре К могиле, чтя мой вечный сон, Вы принесите флаг, который Рабочей кровью обагрен. Под ним — не песней поминальной, А гимном вспомните меня, Что прозвучит, как звон кандальный, России рабство прокляня. И гимн «В борьбе», что мною сложен Во имя лучших вольных дней, Услышу в гробе я, быть может, Как звон спасительных мечей. Освободительного боя Услышу я последний гром, И с просветленною душою Мы песню громче запоем.

₁₈₈₉

ИОСИФ БОВШОВЕР (1873–1916)

К ВЕТРУ

Мои слова, их жар и трепет, О ветер, унеси с собой. Они подобны черным углям, В которых скрыт огонь живой. Неси к сердцам, в неволе ждущим, Когда придут свободы дни, Слова, исполненные жара, В сердца живые зарони. А если в жилах кровь уснула — Ее волнуй, ее буди, Чтоб кровь горячая пылала Свободы пламенем в груди!

РАБУ

Когда я гляжу на жестоких господ, Гнетущих тебя, страстотерпца, Рождается гнев —

он растет и растет, Как пламя, из самого сердца. Пожар, о расплате, о мести крича, В полнеба горит и дымится; С землею сровнять я готов палача, Который над слабым глумится. Но если ты, раб, притерпелся, застыл И медлишь уйти из неволи, — В душе остывает неистовый пыл, Смеюсь я и плачу от боли…

РЕШИМОСТЬ

Жаждет мир покоя, сна — Мне ж дорога суждена! Целовало меня зло, Сердце кровью изошло; Все терпел упрямо я, Рана зажила моя. В мире, что с бедой знаком, Стану светлым маяком, Буду я в ночи светить, Чтобы спящих разбудить…

ОН УШЕЛ

Оба немо неподвижны, В зале тает тишина, Меж гардинами неслышный Луч крадется от окна. Оба немы. Взор смятенный Гаснет, мучимый мольбой. Поняла, пошла смиренно И рояль открыла свой. «Восемь мучеников» нежно Заполняют грустный зал. Танец пальцев безмятежный Он в молчанье наблюдал. Доиграла. И сомкнулась Тишина, упав на пол, От рояля отвернулась, В зале пусто — он ушел.

ХАИМ-НАХМАН БЯЛИК (1873–1934)

ЛЕТО УМИРАЕТ…

Пред смертью лето ярко увядает, Кровь пурпура горит над самым краем Туч предвечерних, листья опадают И шепчут: «Умираем, умираем». И сад осиротел, и лишь блуждают Печальные мечтатели без цели, И ласточкам последним сострадают И шепчут: «Улетели, улетели». Осиротело сердце. Вот и осень С вопросом приближается к окошку: «Ты обувь починил? Пальто заштопал? Готовь дрова и запасай картошку!»

КАНУН ВЕСНЫ

Забеременел, как видно, — Сразу двойней, — воздух здешний Зиму нам сулит морозец, Синь и солнце — запах вешний. Как проснусь — на окнах бельма, Серебром покрыты крыши… Что же голуби взлетают В небеса все выше, выше? Зажжены лучом блестящим, Ледяные косы тают, Догорая, словно свечки: То ль смеются, то ль рыдают… Календарь? Да что он знает О земле или о небе: Знает ли коза, что стыдно Прыгать в огороде ребе? Нет еще весны, поверь мне, То — канун весны покуда. Застегнись-ка поплотнее, А не то грозит простуда. Но рассудку я не внемлю, И в распахнутом капоте Я бегу с надеждой в сердце — Поплясать с лучом в болоте. Мне канун весны по нраву, — Ранней зорькою умытый, Рваным облаком одетый, Ярким золотом прошитый! Пусть меня толкает в спину Ветер грубый и жестокий, — Веет утро сладким хмелем И меня целует в щеки. Обнажен кусочек неба, Нежно и свежо сверкая, Словно юная еврейка, Непорочная, нагая. Счастлив я, когда в обнимку С тенью пляшет свет горячий, Тень — с огнем, и забываю Все заботы, неудачи. Да, люблю я эти игры, Эти пляски светотени. Сколько в них блаженной неги, Сколько чудных наслаждений! Я прошу о чем-то воздух, Как невеста-недотрога, Что глядит с улыбкой важной То застенчиво, то строго. То светло, то всюду темень, Наконец-то слиться рады Тень со светом… Сколько в этом Обаяния, отрады! А река? Ты издалёка Слышишь, как трещат затоны? Слышишь грохот? Слышишь хохот? Слышишь скрипы? Слышишь стоны? Скоро, скоро все узнают, Как задавленная сила Ломит лед, крушит железо, — Все, что за зиму застыло. За собою все потоки Поведет единый разум, — Поднапрут плечом единым. Погоди, возьмутся разом! Разом, братцы, разом надо Лед сломать, сковавший воды, — Да и тех, кто людям застит Солнце, месяц, неба своды! И, дыша свободой, волны, Под мостами вырастая, К морю Черному погонят Толстых льдин большие стаи. К черным всем морям ступайте! Вам назначены судьбою Обжигающие розги И холодные побои! Будут жечь лучи, как розги, Будут бить наотмашь волны, Запоют в глубинах рыбы, Камень затрубит безмолвный. А река, смеясь, ликуя, Широко раздвинет воды, Побежит весне навстречу В блеске утреннем свободы.

ВЫСОКО В ГОРАХ

Высоко в горах, На траве густой, Счастья жаждал я И любил мечтать. Сам не знаю, что Было той мечтой, Знаю лишь — она Не придет опять. Может быть, мечту Давних детских лет Знает ветерок, Иль полдневный луч, Что в глаза вливал Златоносный свет, Иль глубокий дол, Иль прозрачный ключ. Высоко в горах Рядом — никого, Кроме трав, и там Я себя постиг. Там я в тишине Видел божество, Ангелы со мной Были каждый миг. Пятница. Бегу Я наверх, к горам, Хедера ярмо Сбросив наконец. Что мне Махарша, Что мне Махарам, — Радостно дышу, Вольный, как птенец Вижу я — вокруг Новый мир цветет. Все погружено В океан лучей. Солнце из своих Вырвалось тенет, Счастлива трава, Счастлив муравей. И миры добра Нежно и светло В существе моем Зиждутся в тиши. Полным ртом я пью Воздуха тепло, Свежий бьет родник В глубине души. Мне б туда, туда, В дальнюю бы даль, Как я тосковал В давние года! И росла во мне Детская печаль, Но узнать не смог: Где мое «туда»? Знают хорошо Ласточки: парят, Подают мне весть На лету своем. Не могу понять, — Что мне говорят, Не владею их Птичьим словарем. Высоко в горах, На траве густой, Счастья

жаждал я И любил мечтать. Сам не знаю, что Было той мечтой, Знаю лишь — она Не придет опять.

МОЙ САД

Вот мой сад. Вы, может быть, Посетить его хотите? Не стесняйтесь, полюбуйтесь, Приглашаю, приходите! Сад, не сглазить бы, велик, — Он один такой в местечке! Каждый листик веселится, Светятся стволы, как свечки! Умывает их роса, День расчесывает гребнем, Отягчаются плодами Ветки в воздухе целебном. Никнут яблоки к земле, Тяжелы, круглы, румяны, Груши на ветвях безмолвны И желанны, так желанны! Смотрят воровски, хитро Вишни черными глазами. Сливы… Ах, какие сливы, Так и просятся к нам сами! Персики свежи, нежны И манят усладой летней, Словно пухленькие щечки Девы пятнадцатилетней. Да, мой сад велик, богат, В нем, благодаренье богу, Ах, не сглазить бы, — деревьев И плодов различных много. Я, не сглазить бы, его Так люблю… Ну, право слово Я люблю свой сад красивый, Будто бы отца родного! В летний день, после обеда, Скажем, съевши суп, жаркое, Забираюсь в глубь густую И лежу в тени, в покое, Скажем, под тенистой грушей, И неведомые птички Надо мной свистят, трезвонят, Дьявол разберет их клички! Канарейки, может быть? Гм… Не молкнут, балаболки! На меня, с их пеньем вместе, Сыплются лучей осколки. Дереву поклон отвесим, — В тень сбегутся, как мышата, Золотые пятна: сыплют На меня пригоршни злата. Путаются в бороде, Тычутся в глаза, щекочут, Ссорятся, — а в чем причина? Уступить никто не хочет! Ну их к бабушке! Тьфу, тьфу! Право, экая досада, Катятся по мне, глумятся, Не пойму, чего им надо! Тихо я лежу, смотрю, Как листы зашелестели. Кажется мне: я качаюсь В золотистой колыбели. Снизу ломтики небес Вижу, затаив дыханье, И в глазах моих так мягко Ткутся нити сонной ткани, Мягко, сладко… Где же я? Это морок? Наважденье? Нет, в саду я, слава богу, Вот он, всем на загляденье! Отгадайте, что в саду Я задумал сделать? Всюду, После жаркого таммуза, Все плоды срывать я буду. Вишни попрошу сперва С дерева сойти чуть слышно, А потом залью я водкой, Сахаром засыплю вишню. Крепкой или сладкой, — вас Угощу вишневкой скоро, А покуда мы займемся Персиками у забора. Пусть поспеют, и тогда, — Что за чудное даренье! — Благоверная моя Приготовит нам варенье. Поглядели б на него — И застыли б изумленно: Как янтарь, оно сверкает, Словно амбра, благовонно! Благоверная моя, Не совру, весьма искусна. Если я хвалю варенье, Значит, вправду очень вкусно Вот и слив пришла пора… Но, друзья, не поспешая, Сливы превратим в повидло, Не в повидло — в яство рая! Пусть в печи, в горшке — с ведро Двое суток протомятся, Их протрут, — нужны приправы, — Но не в этом дело, братцы! Хлеб намажьте вы повидлом — И возрадуются души! К тете Груше воззовите, К той, что маринует груши. Удовольствия от них Ваше сердце возжелало? Уксус вы прокипятите, Как жена моя, сначала, С сахаром, само собой, Пряности прибавьте тоже И лавровый лист, а груши Опустите чуть попозже, С хвостиками, целиком, Но без кожуры, конечно: Не засахарятся, знайте, — Говорю чистосердечно! Грушам должное воздав, Яблокам не дайте спуску, Чтоб из яблок сделать кугель, Цимес, книши на закуску! Но не будем на обжор Мы похожи! Без отсрочки Я из самых лучших яблок Кваса наварю три бочки. Ведь в субботу, после сна, Осенью, когда, пусть тихо, Хочется зевнуть, чихнуть, Но зевка-то нет и чиха, Хочется испить, — чего? Сладкой, горькой ли новинки? Тут-то в самый раз — наш квас, Но притом — не без кислинки! Мелочь, скажете? Нет, нет! Зная изобилье это, С божьей помощью в мой дом Средь зимы вступает лето. Длинным зимним вечерком Добрым людям сердце радо: Нам поговорить друг с другом И полакомиться надо. Рассажу их вкруг стола, Крикну: «Пани!» — мол, к беседе Приступаем, так на славу Угости, жена, соседей. К чаю — коржики, торты, Сдоба, пряники… Тогда-то Появляется внезапно На столе мой сад богатый. Жизни радуются все, Наступает миг счастливый: На столе зимою зреют Груши, персики и сливы! Груши — в маринаде, значит, Вишни, — стало быть, вишневка, Сливы, персики — повидло И варенье, — вот как ловко! Лбы в поту: трудна работа, Люди лакомства хватают, За щеки они, за обе, Все, что схватят, уплетают! И становятся нам слаще Яства, и тепло, и речи, Лампа что костер пылает, И слепят огнями свечи. Развязались языки, — Любо поострить народу, Наконец, — прости, всевышний, — Раскрываем карт колоду. Проигрыш? Иль повезло? Увлечен, как все, игрою, Слышу все ж: стучится в ставни Груша зимнею порою: «Ой, хозяин, мне темно, Ой, мне горько жить на свете! Хлещет голую меня Прутьями моими ветер!» Карты надо тасовать, Но в душе — тоска, надсада. Еле слышно я вздыхаю: О, как жаль, как жаль мне сада!

ИЗ ГРУЗИНСКИХ ПОЭТОВ

АЛЕКСАНДР ЧАВЧАВАДЗЕ (1786–1846)

* * *

О далекие, полные света года! Отлетела, как сон, ваших дней череда. Я же, верно, не стану иным никогда, Не гонюсь я за сменой времен. Я все тот же всегда. Я ушел от людей, суетой утомлен. Вы дивитесь, что жив я, как встарь, как тогда? Я все тот же всегда. Я печальной судьбою своей заклеймен, О, да будет щитом мне надежды звезда! Я все тот же всегда. Убегает надежда, напрасен мой стон… Лучше смерть, если нет упований следа. Я все тот же всегда. Я единой единожды отдан в полон, Я служу ей, не ведая рабства стыда, Я все тот же всегда. Жаль мне тех, кто на верность, как я, осужден. Это рыцарство наше не стоит труда. Я все тот же всегда. А она обо мне и не помнит, горда. Все же, где бы я ни был, я с ней навсегда. Я все тот же, пусть годы бегут, как вода. Не гонюсь я за сменой времен. Я все тот же всегда.