Поэзия народов СССР XIX – начала XX века

Коллектив авторов

₁₈₈₁

ПЕСНЬ ПЕСНЕЙ

Пусть остальные пьют друг за дружку, Я своим счастьем пьян без вина. Только восторгом моим, а не кружкой, Прелесть вселенной озарена. Как благодатно В дымке закатной Дали прощальным блеском зажглись! Вечером ясным Веяньем властным Душу уносит в горнюю высь. Необычайно, Чувствую тайну Мир обнимающего родства. Ум, хоть и гибок, Полон ошибок, Сердце правее, чем голова. Знаю наверно: Небо безмерно Чувству открыто, все без конца. Мир — это чудо, Явное всюду, В благоговенье славит творца. Лунной печалью Светятся дали, Лунной печалью строг небосвод. Звезды бессонно По небосклону Водят и водят свой хоровод. «Неизреченна Слава вселенной», — Как бы твердят светила, крыля. Звездному строю Снизу земною Песнею песней вторит Земля. В этом напеве Слышны деревья, Одурью грядок пахнущий сад, Свежесть рассвета, Шелесты лета, Ропот прибоя, роз аромат. Сдавшись

напору Брачного хора, Сам ликованья я не избег, И, подпевая Песне, я знаю: Богу подобен я, Человек. Кто дал прозреть мне? Что превратило Жизнь предо мною в сказку и сон? Кем над уделом твари бескрылой К высшим пределам я вознесен? Это все ты, любовь. Ты причина. Это тобою совершено, Небо и Землю всю — воедино Соединяющее звено! Ты, на кого клевещут жестоко, Именем чьим зовут, что хотят: Скотоподобье, пошлость порока, Образ животный, грязь и разврат. Всех постигало косноязычье, Брался лишь кто тебя воспевать. Как описать твоей силы величье, Свыше дарованная благодать? Но, как кончины предчувствие мечет Лебедя с песней за облака, Пусть этот стих мой увековечит, Царственная, тебя на века. Для красоты своей небывалой Ты всю природу обобрала. Голос у соловьев украла, Алый румянец у роз взяла. — Сон мой, мечта моя! — славословья Сами теснятся мне на уста, Ты, величаемая любовью, Все увенчавшая чистота. …Пусть остальные пьют друг за дружку. Я своим счастьем пьян без вина. Тайной любви моей, а не кружкой Прелесть вселенной озарена.

₁₈₈₂

ПОЭТ

То я мудрец, то — сумасброд, Я ни глубок, ни плосок. Дитя падений и высот, Я жизни отголосок. Глубокомыслью не дивись, На простоту не сетуй: Все чувства мощные слились В отзывчивости этой. Способность замечать дала Мне в дерзкий дар природа, И я ловлю, как зеркала, Все, что мелькнет у входа. Но слышу и передаю Лишь то, что в полной мере В придачу к своему чутью На опыте проверю. Итак, не то, что в первый миг Предполагают люди, Я жизни чистый проводник И истины орудье.

₁₈₈₆

СЕДИНА

Уж не тот я, что когда-то; Седина гнетет сурово… Уж не так звучны раскаты Рога моего стального. Сердце ж все быть сердцем хочет, С временем в неравном споре. В нем пылает, в нем клокочет Человеческое горе. Сердце полнилось по капле Ядом слез, потерь, мучений… Времена полны не так ли Мириадами мгновений? Так к чему мне жизнь такая, Если — вот и смерть все ближе, А тебя, страна родная, В разоренье горьком вижу. Но когда надежда белым Мне крылом блеснет над тьмою, Мню себя я Тариэлом, Обуянный вновь мечтою. И зову, трубя протяжно, Автандила и Придона: Дареджан в плену у каджей Избавленья ждет бессонно! Что мне проседь! Я седины В славной битве окровавлю, Боевой мой рог старинный По-иному петь заставлю. Но, увы, подослан адом Мне коварный враг — сомненье, С зеркалом стоит он рядом, Ухмыляясь… О, мученье!.. Шепчет: Автандил с Придоном Еле вышли из пеленок, Да и сам ты с Тариэлом Сходен, как со львом котенок. Прав он. Но могу ль святое Дело гибели обречь я? Ведь предшествует герою Слабый иногда предтеча… Нет же! Вечно цвесть надежде! Не согнусь под сединою. И гремит, зовет, как прежде, Славный рог героев к бою!

₁₈₈₆

ВОЛНУЙСЯ, МОРЕ!

Волнуйся, море, и гуди, Не прекословь дыханью шквала! Как горы, волны взгромозди, Чтоб влага на берег хлестала! В твоей бездонной глубине Таятся тысячи жемчужин. Пока ты дремлешь в полусне, Твой клад невидим и ненужен. И лишь когда ударит шквал, — Всю глубь свою открыв вселенной, Кидаешь ты на грани скал Прекрасный жемчуг драгоценный. Поэт, и ты не избегай Сердечных бурь в минуту гнева! Греми, буди заснувший край, Сверкая молнией напева!

₁₈₉₄

СУЛИКО

Я искал могилу средь могил, В сердце боль запрятав глубоко. Я страдал, я звал, я слезы лил. Где же ты, родная Сулико? Роза расцвела среди полей, Лепестки раскинув широко, С болью в сердце подошел я к ней И спросил: «Не ты ли Сулико?» И цветок невиданной красы В знак согласья голову склонил И, как слезы, капельки росы На траву густую обронил. Соловей защелкал надо мной, Рассыпая трели далеко. Потрясенный песней неземной, Я спросил: «Не ты ли Сулико?» И вспорхнула, рассекая мрак, Птица — собеседница моя. И защебетала звонко — так, Словно отвечала: «Это — я!» Смолкла птица, и зажглась тогда Звездочка на небе высоко. Я воскликнул: «О моя звезда, Дай ответ, не ты ли Сулико?» Стоя на земле, я видеть мог, Как звезда кивнула в вышине, И теплом пахнувший ветерок Радостно шепнул на ухо мне: «Вот она — услышь, взгляни, вдохни, Это то, что ты искал, любя! Пусть теперь текут без горя дни, Солнце пусть сияет для тебя. Став цветком, и птицей, и звездой, Пред тобой она возникла вновь. Ты ее любил, она с тобой, И не может умереть любовь!» Больше не ищу могилы я И не проливаю горьких слез, Видя звезды, слыша соловья И вдыхая нежный запах роз. Снова мир приветлив и хорош, Я нашел тебя, и мне легко. Это ты мерцаешь, и поешь, И благоухаешь, Сулико!

₁₈₉₅

ЛИРА

Молитва и лира певца — Два мира, две силы родные. Вы схожи, как два близнеца, Рожденные той я «е стихией. И чувство и разум, вдвоем Качавшие вас в колыбели, В свободном полете своем Вам ставят высокие цели. Склонить вас к иному чему Бессильны слова и внушенья. Лить свет, точно звезды, во тьму — Удел ваш и предназначенье. Грешно ни с того ни с сего Тревожить

ваш мир понапрасну. Бессмысленное ханжество — Молиться везде и всечасно. И глупо бряцать без конца На лире. А то ведь иначе Любого поэта-творца Заменит волынщик бродячий.

₁₉₀₁

МОЯ ВЕРА

Весной река, вздуваясь, плещет, Играет полая вода, И через край мятежно хлещет Ее вспененная гряда. И мчится все быстрей, смывая, Что ей мешает на пути. И в скалы прядает, живая, Не устает играть, расти. И там, в низине отдаленной, На гальку вынесет, ярясь, С волною мутной и зеленой Ракушки, мертвых рыб и грязь. Так и народ. Он, как стихия, Неудержим, непобедим. Мольбы, проклятия глухие Бессильны, тщетны перед ним. И то, что было лживым, бледным, Ненужным для любых времен, В разливе бурном и победном Навеки смоет кровью он. И воды входят в русло снова, Река широкая течет — Сверкает славой жизни новой Освободившийся народ. Так думал я и вижу ныне, Как мой народ смывает грязь, Смывает рабство и унынье, С чиновной шатией борясь. Ярмо насилия срывает С давно натруженных плечей, И ждет зари, и прозревает Мильоном жаждущих очей. Он ищет света, жаждет чуда, Но, правду с кривдою смешав, Еще не ведает, откуда, Куда и как направить шаг. Вот, вот она, благая сила! Ее стихией мы зовем. Она, смывая, прочь сносила Все то, что мы считаем злом. Мечта о ней лежала камнем На сердце с юношеских лет, И в старости она близка мне, И ничего мне ближе нет! И, слава богу, век мой прожит, Я дожил до мечты своей, И песню молодую сложит Усталый старый соловей. Я вижу- кровь струится к рекам, Но это естества закон! Плоть и водой омыть, — от века Лишь кровью дух был обновлен. Бывало, кукурузу полют, Сорвут с травой два-три стебля, Но кто из-за того неволит Оставить в сорняке поля? Так вместе с сорною травою Две розы где-нибудь сорвут. Но суть не в том, что гибнут двое, А в том, что сотни оживут. Народ волнуется, бушует — Честь и хвала ему за то! Когда народ восторжествует, Все вспыхнет, солнцем залито. И снова сердце бьется, веря В народ, в расцвет родной страны. Как ни крути зима, все двери Открыты настежь для весны.

₁₉₀₅

ЛЮБОВЬ

Все на один и тот же лад Поэты про любовь поют, Они навязчиво твердят, Что сердце лишь — ее приют. Я утверждаю, что любовь Трех видов есть… И каждый вид От прочих гранью отделен. И различать их надлежит. Вид первый — сладость для души… Пылает сердце, как в огне, И обнаруживает вдруг То, что таилось в глубине. Любовь горит, и прогорит, И не оставит ничего, И вместе с ней уйдет навек Чарующее торжество. А вид второй — спокоен, тих, В нем виден ум, в нем вспышек нет. Там взор не просит внешних чар, Не ищет внешности примет. Там любят издали… Умом, Воображеньем, может быть… А если вдруг познают плоть, То вмиг перестают любить. А третий вид — не тем чета! В нем страсть господствует сама, Здесь навсегда соединен И жар души, и пыл ума. Так я люблю! Люблю тебя Умом, и сердцем, и душой. И все готов тебе отдать — Небесный мир и мир земной. Но ты — увы! — не веришь мне, Не веришь сердцу и уму! Я унесу лишь образ твой, Когда навек сойду во тьму…

₁₉₁₀

ДУМЫ УМИРАЮЩЕГО

Что ж — я готов. Отчизны пробужденье Я собственною смертью оплачу. Приди, палач, я грудь свою открою Безжалостному твоему мечу. И ежели из каждой капли крови Отчизны сын восстанет молодой, То не грешно ли избегать мучений, Не жертвовать за это головой? Да, я готов пожертвовать собою, Меня не остановит смерти страх. Душой и телом предан я отчизне, Пускай над ней развеется мой прах. Печальное мое существованье Меня томило горечью забот, Но будет смерть моя началом жизни, А жизнь моя бессмертье обретет. О, если б с верой в будущее мог я Уйти из этой жизни в мир иной, О, если б знал, что долг свой осознают Те поколенья, что идут за мной! Да, если смерть моя нужна собратьям, То я готов и я неколебим!.. Пусть пробудится дух в сынах отчизны И сами небеса помогут им!..

_1911–1913

ВАЖА ПШАВЕЛА (1861–1915)

АМИРАНИ

Вставай, Амирани, довольно дремать, Пора черемши быстроногому дать. Тому, кто отвергнут, и сон не к лицу. Лишь горе да слезы под стать молодцу. Народное сказание Стоит он, могучий, Прикован к скале, Тяжелою тучей Печаль на челе. Под цепью старинной Скрещение рук. Глаза паутиной Опутал паук. Одетый в скопленье Тяжелого льда, Склонил он колени В былые года. И меч его ржавый, Печалью томим, Овеянный славой, Застыл перед ним. Ни люди, ни боги Не помнят о том, Как дэвьи чертоги Он рушил кругом. И ждет только песик, Единственный друг, Когда же он сбросит Железины с рук. И лижет он цепи Века напролет, И в горы и степи Страдальца зовет. Но только оковам Подходит конец, В молчанье суровом Приходит кузнец. И снова и снова Он молотом бьет, Покуда оковы Опять не скует. И снова несчастный Стоит под горой… Когда же безгласный Воспрянет герой? Когда Амирани Наденет доспех И слезы страданья Сменяет на смех? Как только в просторы Протянет он меч, И долы и горы Поймут его речь. Поля содрогнутся, И небо вскипит, И звезды взовьются Под самый зенит. Забудет о муке Скопление вод, И, вытянув руки, Оно запоет. И грянут раскаты Громов, и тогда За правду распятый Воскликнет: «Беда!» И над наковальней, Разбитой во прах, Тюремщик опальный Заплачет в горах.