Похищение Европы
Шрифт:
Мильштейн встал и уже собрался направиться к выходу, как Агуреев его снова остановил.
– Есть еще один вопрос. Он ставится в третий раз, и, я думаю, его надо решить.
– А я думаю – не надо, – быстро отреагировал Семен.
– Не дерзи старшему, – улыбнулся Агуреев. – Все помнят, что Сашка всегда хотел ввести Мойшу в акционеры. Все помнят, чем «Четверка» обязана Семену. У нас троих было по тридцати одному проценту, у Лерки – семь. Я предлагаю отдать господину Мильштейну десять процентов от доли Князя, а остальное поровну распределить оставшимся.
– Не возражаю, – сказал Равиль, только сейчас ощутивший степень нависшей над ними опасности. Разборки
– Мойше – не жалко, – вдруг весело сказала Валерия, подмигнув Мильштейну. – Он не всегда такой злющий. – Она уже отошла от нервной ситуации и, не смущаясь компании, с помощью маленького перламутрового зеркальца ловко подкрашивала себе слегка потекшие глаза.
– Значит, решено, – подвел черту Агуреев.
– Нет, – жестко ответил Мильштейн. – Этого не будет. Хоть увольняйте.
– Но почему? – обиженно даже спросил Агуреев. – Это ведь Сашкина воля!
– Потому что я хочу, чтобы хоть один человек был вне подозрений.
– Ты что говоришь, Мойша! – побледнел Агуреев. – Ты нас, что ли, подозреваешь?
– Я всех подозреваю, – ответил тот. – По вашему уговору, доля погибшего распределяется между оставшимися. Почему же мне вас не подозревать?
– Совсем ты спятил, Мойша, – с сожалением сказал Агуреев. – Ладно, давай действуй. Покажи, на что способен. Закроем эту историю – вернемся к вопросу.
Мильштейн молча кивнул и вышел, даже не попрощавшись с собравшимися.
3. Один день до отхода теплохода «Океанская звезда»
Международный аэропорт Шереметьево, Москва
Ефим Аркадьевич Береславский был счастлив. Его детище, взращенное и выпестованное им с нуля – рекламное агентство «Беор», – осталось в полсотне километров отсюда и почти целый месяц будет вне пределов его досягаемости. Счастье-то какое!
«Вот же интересная штука – жизнь», – про себя ухмыльнулся Береславский. Скажи ему двенадцать лет назад, что его ждет бизнес, и даже не столь уж малый, – не поверил бы ни за что. А как завертелось – так захватило полностью, стопроцентно.
И ведь неплохо вышло. Пусть они с Сашкой Орловым, старым другом и главным бухгалтером «Беора», так и не стали миллионерами, но на машинах ездят достойных, хоть и подержанных. Отдыхают у моря, причем – какого захотят. И даже позволяют себе кое-какую благотворительность. А чего бы и не позволить: определенные способности и связи одного, сложенные с трудолюбием и коммерческой хваткой другого, сделали «Беор» достаточно известным на ниве рекламного бизнеса. Супербюджеты через него, правда, никогда не проходили, но и на мели особо сидеть не пришлось.
Береславский встрепенулся: очередь на регистрацию их рейса продвинулась. Он ногой подвинул свой багаж: кофр с фотоаппаратами и чемоданчик с личными вещами, заботливо уложенными Натальей, первой и последней женой не столь уже молодого рекламиста. Впереди него стояло человек пятнадцать, и если так дальше пойдет, через четверть часа Ефим пройдет в зону вылета. А там – Питер и еще неведомая, но уже любимая им «Океанская звезда».
Так о чем он думал до шевеления вещей? Иной раз так приятно додумывать старую мысль. Это как пальцы рук удобно сложить – например, во время просмотра кинофильма: потом, если отвлечешься и расцепишь руки, то все ищешь и ищешь первоначальное комфортное положение.
Ах да. Это произошло ровно неделю назад. Ефим отчетливо помнил то сосущее душу ощущение, с которым он вошел в родную контору. Если быть честным перед самим собой, то это было ощущение… безграничной обрыдлости происходящего.
Упаси Бог, он не разлюбил профессию и тем более своих сотрудников во главе с Орловым. Просто рано или поздно – но никогда не реже раза в год – наступало состояние, печально известное всем наркоманам. Только если последние мечтали об игле, то Ефима Береславского начинала обуревать жгучая охота к резкой перемене мест. Куда-то мчаться, с кем-то знакомиться, делать то, чего не делал раньше (и чего, в скобках отметим, делать, может быть, не следовало вовсе).
В общем-то это была серьезная проблема для солидного человека, коим Ефим Аркадьевич Береславский, несомненно, и являлся.
Сам он относился к своей особенности как к естественной потребности лабильной психики творческой личности. Мама же его с давних времен определяла ситуацию куда проще, утверждая, что у любимого сына – шило в известном месте. Причем мысль свою она выражала гораздо конкретнее и четче, нежели в вышепредложенном варианте.
Почувствовав и осознав это ужасное ощущение, Ефим Аркадьевич честно попытался изгнать его из сознания. Он посетил беоровскую типографию с мерно стрекочущими офсетными «Гейдельбергами», обсудил с Орловым основные показатели месячного бюджета и, наконец, поучаствовал с сотрудниками креативного отдела в обсуждении концепции рекламной кампании нового идеального средства от прыщей.
Так и есть: ему было скучно.
Все шло по налаженным рельсам, ребята старались, жизнь кипела. А ему, о чем-то подобном всегда мечтавшему, было скучно.
Снова подошел Орлов и, не заметив его тоски, поволок Береславского в отдел препресс, смотреть только что купленный барабанный сканер. Купленный, кстати, по настоятельному требованию самого же Береславского.
– Какой красавец, а? – восхищался Сашка у только что распакованного аппарата. – Восемь тысяч точек на дюйм! Каждую ресницу вытащит! Даже с узкого слайда!
Вокруг «красавца» восторженно столпились компьютерщики.
– И чтоб никаких колец Ньютона! – строго сказал им Орлов. Те согласно закивали головами.
– Скажи – супермашина? – хлопнул друга по плечу Сашка.
– Супер, – печально согласился Береславский.
И тут до Орлова дошло.
– Опять в дурь поперло? – участливо спросил он.
– Типа того, – признался директор «Беора».
Орлов задумался. Во-первых, это было, как всегда, не вовремя: он и сам был не прочь сходить в отпуск. Ведь для главбухов только август и годится: июль – сдача балансов. Во-вторых, дурь Береславского могла быть самого разного калибра. Иногда это ограничивалось интенсивным изучением японского языка – Ефима Аркадьевича хватило на неделю. Или занятиями по подводному плаванию. Точнее – занятием, потому что на второе Береславский, ощутивший реальную тяжесть кислородных баллонов, просто не пошел. А иногда – как в случае с автопробегом Москва – Йоханнесбург – человек исчез для общества на два месяца. И хорошо, что вообще вернулся, потому как на пути у отмороженных полудурков была одна пустыня, три десятка рек, очень много бездорожья и две гражданских войны. Не говоря уже о мухах цеце, малярийных комарах и львах-людоедах. Хотя, с другой стороны, после того автопробега скука не мучила Береславского намного дольше обычного.