Похищение Европы

Гольман Иосиф Абрамович

Такой вывод полностью удовлетворил рекламиста, и он, уже без следов душевных мук, начал собираться в дорогу.

* * *

…Береславский встрепенулся, убедившись, что перед ним снова возникло свободное пространство и стоящие в очереди за ним смотрят на него с укоризной. Он подтолкнул ногой свой багаж – до стойки регистрации оставалось всего три человека, – как вдруг его настойчиво потянули за рукав.

– Ради Бога, извините, пожалуйста! – сказал приятного вида молодой человек лет 27–30. – Вы

не могли бы меня выручить?

– Пока не знаю, – честно ответил Ефим.

– Вы ведь на «Океанскую звезду»? – то ли спросил, то ли заявил парень.

– Да, – ответил Береславский и снова испытал ласкающее душу предвкушение счастья.

– Очень хорошо, – обрадовался парень. – Может, передадите пакет старшему механику? – Он протянул Ефиму большой и довольно толстый конверт, перетянутый скотчем. – Это для моего дяди. Только, ради Бога, не потеряйте: здесь его аттестат и какие-то судоводительские бумаги. Он мне звонил утром. Умолял прислать, а то в рейс могут не пустить.

– Так, может, найти кого-нибудь из устроителей? Они точно передадут!

– Ой, вы знаете, я смертельно спешу. Если вас не затруднит, возьмите с собой. Он же не тяжелый.

– Хорошо, – согласился Береславский и взял конверт. Почему бы не сделать приятное человеку, который повезет его в столь чудесное путешествие?

* * *

Когда очередь дошла до него, Ефим сдал в багаж чемодан, оставив себе сумку с фотооптикой да пластиковый пакет с газетами для чтения и конвертом для стармеха «Океанской звезды». Сейчас, вспоминая парня, он никак не мог избавиться от ощущения, что где-то его уже видел.

«Кинозвезда какая-нибудь, наверное», – наконец решил он. Береславский не смог бы назвать и пяти фамилий любимых артистов, потому что у него не было любимых артистов. Но телевизор-то тем не менее смотрел!

– Аркадьич, привет! – хлопнула его по плечу увесистая длань. Это был Агуреев собственной персоной. В шортах, сконструированных лично с помощью ножниц из старых выношенных джинсов. И в шлепанцах на босу ногу. Рубашка с короткими рукавами, застегнутая на одну пуговицу, не могла сдержать могучего брюха, в котором, справедливости ради нужно отметить, не менее половины было мышц.

– Привет! – искренне обрадовался Береславский. Ему нравился этот человек. И было приятно, что в путешествие они поплывут вместе.

– Один в двухместной каюте? – заулыбался Агуреев, отчего его толстые щеки до минимума сузили и без того маленькие глазки.

– Ты, я смотрю, тоже без жены, – парировал Ефим.

– Позже подлетит, – отмахнулся простецкий олигарх. – Она у меня деловая! Что-то там замутить собирается вместе с нашим топ-менеджером.

– Конкуренции не боишься? – поинтересовался Береславский.

– Не-а, – отмахнулся тот. – Это ж внутри фирмы.

* * *

И тут Ефим вспомнил, где он видел парня с конвертом.

* * *

– Слушай, может, это и глупо, – сказал он Агурееву, – но лучше удостовериться. Меня тут конверт просили передать в Питер, вашему старшему механику.

– Что за конверт? – насторожился Николай.

– Документы его. Так по крайней мере объяснил парень. – Береславский вынул запечатанный скотчем конверт.

Агуреев повертел его в руках и даже приложил к уху.

– Вроде не тикает, – ухмыльнулся он. – А что тебя смутило?

– Он все время давил, что страшно торопится. А я видел его полутора часами раньше в баре, по дороге в аэропорт. Меня мой главбух провожал, Сашка, ну, мы и зашли. Все равно он с водителем. Так вот: там этот парень никуда не спешил.

– Может, как раз пакет ждал? – предположил Агуреев. – Давай ты все это специалисту расскажешь.

Он что-то сказал высоченному парню, все время отиравшемуся неподалеку, и тот бросил пару слов в небольшую рацию. А еще через минуту подошел невысокий – маленький даже – чернявый человечек, уже давно не юных лет. Подошедший не вызвал у Береславского теплых чувств, хотя рекламист видел его не впервые.

Мильштейн – а это был, конечно, он – собственноручно забрал у Агуреева письмо и, не вскрывая, сунул в сумку, которую поднес еще один гориллоподобного вида человек. Ефим успел заметить, что сумочка была странная: внешне – хозяйственная, внутри – с металлическими пористыми стенками.

«Господи, неужели там взрывчатка?» – изумился рекламист.

– Я думаю, это обычные бумаги, – как будто читая его мысли, сказал Семен Евсеевич. – Но береженого Бог бережет. Опишите, пожалуйста, того человека.

– Легко, – сказал Береславский и скороговоркой продолжил: – Лет – до тридцати, шатен, волосы ежиком. Рост – метр восемьдесят примерно. Нормального телосложения, нос узкий, с горбинкой. Уши средние, оттопыренные. На левой щеке – шрам, больше сантиметра, глубокий. Уроженец Северного Кавказа. А может, жил там долго. «Жи» и «ши» выговаривает как пишет.

– Ты прямо как мент, – поразился Агуреев.

– Знаешь, сколько я репортажей написал из розыска? – хвастливо заметил Ефим. – Причем все – с натуры.

– Не отвлекайтесь, – сухо заметил Мильштейн. – Еще приметы? Может, очки носит?

– Очки не носит, – с раздражением ответил Береславский. Он не любил, когда его перебивали. – А вот машина у него приметная: старый темно-синий «сто двадцать четвертый» «мерин» с разбитой левой фарой. Я еще в кафе обратил внимание.

Мильштейн, отойдя, что-то бросил горилле, который уже сплавил сумку еще одному человеку. «Сколько ж здесь бойцов невидимого фронта?» – поразился Ефим. Потом, вспомнив, что случилось с президентом «Четверки», счел подобную предосторожность нелишней. И впервые за последнюю неделю у него возникли сомнения в полной приятности предстоящего круиза.