Поход на полночь. Александр Невский
Шрифт:
Но Александр понимал теперь, что у отца иного выхода, как перекрыть хлебную дорогу и обречь новгородцев на страшные муки голода, не было! Должен либо давить, либо отступиться от Новгорода навсегда! А ведь Новгород даром что ни вотчина княжеская, правил-то в нем Ярослав умело! Толково! Однако многие новгородцы этого не ценили и не понимали! А что смерд вообще понимать может?! Сыт, здоров, войны нет – и слава Богу! А князь – он ведает, что нынче сыт да мирен, а завтра – размир да глад! И готовится, к тому нужно – а это и хлопотно, и накладно! Дальновидных-то князей не любят! Мол, чего о худом гадать, когда кругом благодать? А смерда бессмысленного, горластого слушать не след. Отец учил братьев: «Хуже нет – как чернь вас бояться не будет!» Где сила, там и страх! Так-то вот, когда по уму!
Однако, вышло-то вовсе не по отцову рассуждению! И неизвестно как бы обернулось голодное томление Новгорода князем Ярославом. И не по уму случилось, (по уму-то – весь бы Новгород вымер – покойников и так уже счисляли без малого в пятьдесят тысяч), а по молитве!
Александр прекрасно помнил то, о чем сейчас читал в летописи:
«В то же лето приходил преосвященный митрополит всея Руси Кирилл 20) к великому князю Юрию и к брату его Ярославу, и к Святославу, и к Константиновичам Васильку, Всеволоду и Владимиру21) от киевского князя Владимира Рюриковича, а от черниговского князя Михаила пришел епископ Порфирий; пришел с ними и игумен пречестного монатыря Святого Спаса в Киеве на Берестовом Петр Акерович, и другой муж Владимира [Рюриковича] – стольник его Юрий. Эти трое приходили с митрополитом, прося примирить Михаила с Ярославом. Ибо Михаил был не прав, нарушая крестное целование Ярославу, и Ярослав хотел идти на Михаила. Бог же не допустил этого… Ибо послушал Ярослав брата своего старейшего Юрия, и отца своего митрополита, и епископа Порфирия и заключил мир с Михаилом, и была радость великая… Много же даров дали оба князя, Юрий и Ярослав, отцу своему митрополиту, и епископу Порфирию, и игумену Спасскому, и взяли благословение от них, и отпустили их каждого к своему князю».22)
Александр при том замирении княжеском не был – мал еще, да и Федора отец с собою во Владимир не брал – потому братья не ведали, как там во Владимире дело обернуться могло. Вернулся отец – ни радостен, ни печален, но как бы другой человек. Не стало в нем злого веселья. Сумрачен сделался и молчалив. Почасту в молельне закрывался и выходил оттуда угрюмым и сосредоточенным. Глаза наплаканные от сыновей прятал. Теперь понимал Александр, что замириться-то отец с Михаилом замирился, а в душе своей его не простил. Тем более, что Михаил из Новгорода сам-то вышел, а сына малолетнего своего Ростислава в Торжке, понимай, пригороде новгородском, оставил! Стало быть, от Новгорода все едино не отступился! И что теперь предпринимать князю Ярославу – непонятно.
Но сказано, человек предполагает, а Бог располагает. Прискакал из Новгорода вестник, сообщил, с коня свалившись:
– Новгородцы княжичу Ростиславу показали путь из Торжка к отцу в Чернигов!
Золотые пояса собрались в митрополичьей палате, теперь верх взяли сторонники Ярослава – дали посадничество Степану Твердиславичу, а тысяцкое Миките Петриловичу. Они нашли повод обвинить Михаила Черниговского в нерадении и высказали на вече все его вины, разумеется, не Ростиславу, который по молодости возраста и понять-то не мог – какую вину ему вычитывают, но через Ростислава выказали свои резоны князю Михаилу Черниговскому: «Отец твой обещал на коня сесть на войну с Воздвижения и крест целовал, а вот уже Николин день. С нас крестное целование снято; а ты пойди прочь, а мы себе другого князя промыслим».
Вскоре явились послы в Переяславль, «по всей воле новгородской» звать князя Ярослава назад в Новгород.
«Ярослав же спешно пришел к Новгороду, месяца декабря в 30-й день, и созвали вече, и целовал [князь] Святую Богородицу на грамотах на всех Ярославлих. И, пробыв две недели, пошел опять в Переяславль, взяв с собою младших мужей новгородских; а сыновей своих двух, Федора и Александра, посадил в Новгороде…»23)
Глава четвертая
Горькая свадьба
1.
Воротились в декабре 1230 года в Новгород под колокольный звон, с честью и славою. Впереди шла отборная сотня княжеской дружины. Стучали копытами кони суздальцев по деревянным мостовым Новагорода. Посверкивали кольчуги, шлемы, алым крылом помывал плащ князя Переяславского Ярослава Всеволодовича. Грозно украшал гордую голову Ярослава шлем с поднятой позолоченной личиною, грозно и прекрасно было мужественное лицо его. Таким и запомнил его навсегда Александр, ехавший рядом с Федором, чуть позади отца.
Горожане падали на колени и кричали славу князю. Было за что! Князь воевал неустанно. Неустанно сокрушал врагов.
Но уже тогда, ребенком малым, увидел Александр, что большая часть горожан помалкивает, а иные и на колени не становятся, а кто даже и шапок не снимает.
Не успели они освоиться в темноватых теремных покоях городища, как началась у князя распря с народом новгородским.
Тогда, забившись в малый покоец, Александр и Федор недоумевали:
– Как же так? Вчера новгородцы славу князю кричали, и нынче те же самые посадские люди заходятся от бешенства: «Поди, прочь! Нам такой князь не надобен! Ты сам по себе, мы сами по себе!». Немыслимо! Вроде как другие люди новгородцы сделались!
Только теперь Александр понял, почему так переменились настроения горожан. Тогда Александр гордился дружиною, осознавая себя ее частью. Потому и оскорбили памятные ему по сю пору крики смердов: «Объедалы!»
А вот теперь он наткнулся на строки: «Тогда же привел князь Ярослав полки из Переславля, так сказав: «Хочу идти на Ригу»; и стали те около Городища в шатрах, а иные в Славне по дворам. И вздорожало все на торгу: и хлеб, и мясо, и рыба, и с того времени настала дороговизна: покупали хлеб по 2 куны, а кадь ржи по 3 гривны, а пшеницу по 5 гривен, а пшена по 7 гривен – и продолжалось так в течение трех лет».
– То есть, когда дружина ушла – цены не упали! Почему? И зачем князь приводил так много войска, что из-за этого сразу цены на хлеб возросли?
Нынче, разбирая тогдашние записи по летам, да разговаривая с пономарем Тимофеем, что прилежно вел их, стал княжич Александр многое понимать. Он водил рукой по гладким, словно воском натертым, страницам, жадно ища ответ. И нашел:
«… князь Ярослав пошел в Псков с посадником Иванком и тысяцким Вячеславом. И услышали псковичи, что идет к ним князь, и затворились в городе, не пустили к себе; князь же, простояв на Дубровне, возвратился в Новгород; в Пскове же толковали, будто везет к ним оковы, хочет заковать лучших мужей. И, придя в Новгород, Ярослав собрал вече на владычном дворе и так сказал: «Не замышлял ничего худого против псковичей, но вез им в коробьях дары: паволоки и овощи, а они меня обесчестили», – и возложил на них жалобу великую. Тогда же привел полки из Переславля, так сказав: «Хочу идти на Ригу».
– Вот оно что!
«Услышав о том, что привел Ярослав полки, и, убоявшись того, псковичи заключили мир с рижанами, от Новгорода же отложившись, и так решили с рижанами: «То вы, а то новгородцы, а нам дела нет, но если пойдут на нас войной, то вы нам помогайте», – и те согласились; и взяли у них, у псковичей, 40 человек в заложники. Новгородцы же, узнав об этом, сказали: «Князь нас зовет на Ригу, а сам хочет идти на Псков». Тогда же князь послал Мишу в Псков, сказав: «Пойдите со мной в поход; а зла против вас никакого не замышлял; а тех, кто оболгал меня перед вами, мне выдайте». Псковичи же прислали гречина с ответом: «Тебе, княже, кланяемся, и братии новгородцам; в поход же не идем и братии своей не выдаем, а с рижанами у нас мир. Вы, к Колываню 24) ходивши, серебро взяли, а сами пошли в Новгород, а договора не заключили, города не взяли, и у Кеси также, и у Медвежьей Головы также. А нашу братью за то перебили на озере, а иные уведены в полон, а вы учинили раздор – да и прочь. А если на нас замыслили, то мы против вас со Святою Богородицей и с поклоном; а лучше вы нас иссечете, а жен и детей себе заберете, нежели поганые. На том вам кланяемся». Новгородцы же так сказали князю: «Мы без своей братии, без псковичей, на Ригу не пойдем, а тебе, княже, кланяемся». Много князь уговаривал их, но не выступили в поход. Тогда князь Ярослав отослал полки свои домой…