Поход на полночь. Александр Невский
Шрифт:
А ведь Мстислав, свадебную кашу 27) с Ярославом заваривая, когда дочь свою за Ярослава выдавал, на его дружество и воинскую помощь рассчитывал, ан вот просчитался! Потому и не был Ярослав на Калке. Сказался после, что не успел. Ан, ведь другие-то успели – на погибель свою! Воевода князя Ярослава – Александр Попович успел… Там и голову сложил. А князь вот «не успел»…. Не успел потому – обиду свою не забыл!
Черниговцы же ковы свои от веку чинили и ни на день не оставляли. Тридцать пять лет назад князя Ярослава пригласили к себе на княжение жители Галича – черниговские князья воспротивились, и приехавшему князю вон показали! Два года спустя Всеволод Чермной князя Ярослава из Переславля ратью выбил! Своего сына – вот этого самого Михаила Черниговского на княжение посадил. С тех пор и повсюду Михаил Черниговский как волк в засаде сторожит, всегда готов на Ярослава кинуться.
Это Александр уже прекрасно понимал и помнил. Не успел в Новгороде голод утихнуть, только князь Ярослав в Переяслав отправился, полыхнул в Новгороде новый мятеж. Беглый бывший тысяцкий новгородский Борис Негочевич с другими боярами, что от гнева князя Ярослава в Чернигове укрывались, тайно оттуда воротясь, захватили Псков. Схватили наместника княжеского Вячеслава, били его смертным боем и оковали в железа.
И дальше пошел мятеж! Полыхнуло и в Новгороде! Забил набатный колокол. Закричали по всем улицам сторонники Михаила Черниговского, что при Ярославе таились да прятались, а теперь поднялись, полагая, что двум княжичам-подросткам со стихией городского мятежа не справиться… Однако просчитались!
Стремительно воротился назад князь Ярослав с дружиною суздальцев и сделал то, чего мятежники никак не ожидали. Похватал всех псковских купцов! И правых, и виноватых! Всех! И посадил их в заложники, а пуще того посадил в подклети жен и домочадцев Борисовой чади 28), кои оставались в Новгороде. В Чернигов-то убегали только мужчины, а семьи в Новгороде оставались жить. И послал грозный приказ псковичам: «Наместника моего отпустите, а Борисовых смутьянов гоните прочь! Пущай идут откудова явились!»
Псковичи было заартачились. Стали выставлять свои резоны: «пустите, мол, к Борисовым челядинам – жен и пришлите все товары, что в Новгороде задержаны! Тогда и Вячеслава отпустим!» Да еще и угрожать вздумали: «А не то мы – собе, а вы – собе!»
Вот тогда и увидели Федор с Александром, какова отцова воля.
– Придавил врагу горло, не отпускай! – учил он сыновей, – Дави его как волка! Отпустишь – он тебе руку отхватит!
Князь не только не отпустил купцов, но все дороги во Псков перекрыл! И хоть голода во Пскове, как было в Новгороде не случилось, однако, соль, что из Старой Русы везли, вздорожала по 7 гривен за берковец29). Немыслимо! Вроде как теперь псковичи чистым серебром гривенным кашу солили. И рассудили псковичи: а с какой радости им сие терпеть? Пущай Черниговцы с Ярославом счеты сводят да силой меряются, да только не во Пскове. Нам-то, псковичам, от черниговцев какой прибыток? И выпустили Вячеслава из заточения.
Тогда и Ярослав жен Борисовой чади во Псков из Новгорода отдал. Дабы люди псковские видели, что князь слово держит. Однако мира с псковичами не взял и держал Псков за горло мертвой хваткой. Медленно эта пря меж Ярославом и черниговцами тлела. Целое лето тянулась. А в зиму по первому снежку приехали покорные псковичи к Ярославу просить к себе на княжение Федора. Однако Ярослав псковичам не больно доверял, понимая, что сегодня сын на престоле в палате княжеской, а завтра в залоге с цепью на шее. Со скобарей станется! И послал на княжение во Псков своего шурина князя Юрия Игоревича рязанского. Псковичи же, в подтверждения своей доброй воли, всех сторонников Негочеговича с женами их из города выгнали прочь. Те потянулись в орденские земли во град Оденпе – Медвежья голова. Перезимовали там, окрепли, ополчились, а следующим летом изгоном взяли Изборск, который псковичи считали своим, чуть ли ни пригородом.
– Ну! – прихохатывая и притопывая каблуками по дубовым половицам горницы, говорил князь посланцам от псковичей: – Ведаете ли теперь, кого вы укрывали?! Какую змею на груди своей пригрели?!
Псковичи не только сокрушенно трясли бородами, но и сами без ярославовой дружины выступили против захватчиков. Изборск отбили, многих черниговцев взяли в плен и отдали Ярославу. Князь же, покидая Новгород, повез их в оковах, с собою, от греха, чтоб не сбежали, да чтобы отбить их сродникам стало невозможно, от псковских земель подальше – в Переяславль.
Уезжал в уверенности, что более набегов черниговцев и мятежей их сторонников в Новгороде не будет – псковичи да новгородцы переменились. Теперь Ярослава станут держаться. Потому и покидал Новгород с легким сердцем, не страшась за подросших своих сыновей.
Однако, когда услышал речь, что не худо бы с черниговцами породниться, побелел и желваками на скулах заиграл. С тем и разговор пресекся. Стали других невест обсуждать, в других союзах выгоды искать, на иные прибытки рассчитывая.
Монахи, конечно, толковали, что это по слепоте человеческой, по маловерию людскому, расчет ведется – как выгоднее женитьбу устроить, а устрояется-то всё по промыслу Божию. Как тут не высчитывай, а Господь управит, как угодно Ему.
Размышляя об этом много позднее, Александр с мнением монахов согласился. Истинно – и волос с головы не упадет без воли Божьей. И помнил всю жизнь слова старца, сказанные тогда: «Человек располагает, и мниться ему, что перед ним множество дорог – хочет по той пойдет, хочет по другой… А пред ним одна тропа, и свернуть он с нее не может! Ино Господь его ведет. Кого волею – тот радостен, а кого и неволею…»
Тогда же долго судили и рядили, да не о достоинствах и красоте невест, но о военных союзах, какие этим браком установить можно. Самым сильным врагом становилась Литва. Буйная, молодая, в недавнем и незабытом прошлом поголовно языческая, постоянно нападавшая на земли новгородские. Иной год по нескольку раз набеги диких литвинов отбивать приходилось. Потому и решено было брать невесту от князей полоцких, чтобы этот край земель Господина Великого Новгорода родством обезопасить.
Так, во всяком случае, помнил Александр. Счисляли невестино родство с князьями полоцкими – родом сильным, стоявшим в княжеской лествице престолонаследия особняком.
Александр помнил предсвадебную суету и торжественное оживление во всем города. Благо, голод утишился, и люд простой подкормился и успокоился. И уж ехала невеста, и ждали ее в городе. Были посланы и встречающие, и дружинники – не токмо защиты ради, но для почета. И Феодора уже на улицах горожане поздравляли и кричали славу. Но видно, Господь по-другому расположил.
За три дня до приезда невесты Федор схватился за правый бок, вскорости почернел и умер. Что стряслось – неведомо. Одно ясно, не умышлением людским злобным, не ядом или стрелою, но промыслом Божьим преставился княжич Федор Ярославич.
Крик смертный и плач встали над городом! Рыдали и домочадцы, и простой люд Новгородский. А каково же невесте, ехавший в чертог брачный, приехать к открытой могиле?!
Александр тогда как одеревенел от горя, и теперь даже плохо помнил происходившее. Помнил смутно, что невесту звали, вроде бы, Харитина, что приняв брачные дары от почерневшего и опухшего от слез князя Ярослава, она не воротилась в дом отца своего, а осталась в Новгороде, где вскоре приняла монашеский постриг, и ныне стала игуменьей в Новгородском девичьем монастыре Петра и Павла.