Пока бьется сердце
Шрифт:
– Я полагаю, что для моей племянницы вы приготовили гостевую комнату?
– Мы так и сделали, но не знаю, что на это скажет миссис Блайт.
– Вас это не должно волновать, Люси. Кэти, снимай свое пальто.
– Нам пришлось убрать множество вещей мисс Берил – она держала их там. Даже и не знаю, что скажет миссис Блайт, – повторила она встревоженным голосом.
Чарльз нахмурился.
– Я же сказал, что вас это не касается, – резко произнес он. – Кэти, пальто!
Она начала расстегивать пуговицы, оглядываясь кругом. Массивные двери и арки в стиле Тюдоров; черные
Спальня ошеломила ее своей угнетающей мрачностью. Здесь снова ощущалось влияние эпохи Тюдоров – массивные балки, грубая штукатурка и стены в дубовых панелях. Даже дверь в крошечную гардеробную была обита гвоздями. Кэти замешкалась на пороге, чувствуя себя потерянной и отчаянно несчастной. Как она сможет жить в этой темной и безрадостной комнате? Слезы градом покатились по ее щекам; так что на расспросы Люси Кэти могла только кивать.
– Вам не нравится ваша комната, мисс?
Кэти отрицательно покачала головой, даже в своем отчаянии осознавая свой долг перед Чарльзом.
– Совсем недавно нам провели центральное отопление, – с гордостью поведала Люси. – И занавески совершенно новые.
Они были наглухо задернуты, из тяжелого зеленого бархата, плотные, не пропускающие свет. Там, на вересковых полях, не было необходимости отгораживаться от ночи и звезд, не нужно было беспокоиться, что кто-то увидит, как ты раздеваешься при свете свечи. Подойдя к окну, Кэти распахнула занавеси. Строение для технических надобностей было ближе, чем Кэти могла предположить, а слева стоял ряд коттеджей, который она не заметила с подъездной аллеи. В отдалении мрачно виднелся в сумрачном свете старинный особняк. Сейчас он отдан в распоряжение армейского корпуса, так объяснил ей Чарльз, когда она только что вышла из машины. Снова задернув занавеси, она стала наблюдать, как садовник Купер ставит два се чемодана возле кровати.
Люси воспользовалась случаем, чтобы улизнуть, и, проходя мимо садовника, она прошептала что-то вроде «странная какая-то». Кэти моргнула, не веря своим ушам, но так как садовник улыбался ей, то она решила, что просто ослышалась.
Последние две коробки, принесенные одна за другой, совершенно добили Купера, и он, задыхаясь, пожаловался на их тяжесть.
– Мои камни и окаменелости, – коротко сообщила она, усаживаясь на кровать, которая оказалась чересчур мягкой, что неприятно поразило ее.
– Окаменелости, мисс?
Впервые она не испытывала желания рассказать о своем увлечении. И тем не менее, не могла показаться невежливой и проигнорировать его вопросительный взгляд.
– Морские животные, – равнодушно произнесла она, – и некоторые растения.
– Морские животные и… растения? – Садовник взглянул на деревянные коробки с плотно прибитыми крышками, потом его взгляд снова переместился на Кэти – он разглядывал ее с откровенным подозрением. – Они там,
– Совершенно правильно. – Она бросила на него отсутствующий взгляд, вспоминая о своей крепкой и жесткой кровати с волосяным матрасом и пестрым стеганым одеялом.
Купер в стратегических целях отступил на несколько шагов назад и спросил вкрадчивым тоном:
– А они не умрут, мисс, в этих заколоченных ящиках?
– Умрут? – равнодушно повторила она. – Им триста миллионов лет.
Она подумала, что, может, удобнее устроиться на полу.
– Неужели? – Купер перевел дыхание и отступил еще немного назад. – Это очень интересно – в самом деле, очень интересно. Вы сказали, триста миллионов лет?
– Некоторым из них – да. А некоторым только двести пятьдесят.
– Всего-то, мисс? – Он рассмеялся, продолжая продвигаться к двери. Его настороженные глаза не отрывались от ее лица, он добавил с легкой дрожью в голосе: – Просто подростки, так можно сказать. – Он уже добрался до открытой двери, как вдруг Кэти осознала, что происходит.
– О, простите, мистер Купер – я просто задумалась… – Но садовник уже исчез, довольно поспешно захлопнув за собой дверь, словно за ним гнались. Кэти нахмурилась, припомнив, что Люси исчезла из виду тоже довольно поспешно.
Она начала распаковывать вещи, чувствуя себя виноватой перед садовником. Ведь для нее не составило бы никакого труда все подробно объяснить. Но вскоре она уже забыла об этом. Вряд ли его заинтересовали бы объяснения, даже если бы у нее было настроение это делать.
Несколько ее платьев сиротливо разместились в огромном гардеробе, и хватило одного ящика, чтобы его заполнили ее вещи. В комнате разливалось приятное тепло, но она, привыкшая к чистому прохладному воздуху торфяников, почти задыхалась. Ручка на батарее привлекла ее внимание; она повернула ее неловко, словно опасаясь, что та может взорваться, но ничего особенного не произошло, а через несколько минут девушка с облегчением почувствовала, что в комнате стало прохладнее.
В комнате не было книжных шкафов, поэтому она оставила книги нераспакованными; что же касалось минералов и окаменелостей, то Кэти украсила ими подоконник, туалетный столик и даже водрузила на верхушку шкафчика.
После этого девушке стало немного уютнее, хотя комната ей по-прежнему не нравилась. Глубоко, до боли в груди, вздохнула Кэти и спустилась вниз в гостиную, где у огня в большом кресле сидел Чарльз, поглощенный чтением брошюры, лежащей у него на коленях.
– Твой отец был умным человеком. – Он поднял глаза и без улыбки посмотрел на нее, похлопывая по брошюре. – Он так хорошо разбирался в геологических формациях.
– Откуда вы взяли ее? – Кэти присела на коврик у его ног и прижалась головой к его коленям так, как она обычно сидела с Полем. Если Чарльз что-то и почувствовал, то он тщательно это скрыл.
– На полу в машине; она, должно быть, выпала из какого-нибудь ящика. – Теперь он листал страницы с довольно равнодушным видом. Когда Чарльз снова заговорил, его тон был совершенно бесстрастным. – Эти маленькие карты просто превосходны. Кажется, твой отец к тому же был и замечательным картографом.