Полет дракона
Шрифт:
– Ты вел себя хорошо. – Медленно, с расстановкой, как если бы он разговаривал с ребенком, сказал Геркулес. – Настало время действовать. Завтра вечером ты будешь прогуливаться у дома, который тебе покажут. Когда возвратится его хозяин, ты набросишься на него и убьешь. Помни: он ни в коем случае не должен остаться в живых.
Спасаться будешь сам, как умеешь. Здесь я тебе не помощник. Домой не возвращайся. Выбирайся на Виа Фламиниа. Там у первого мавзолея тебя будет ждать запряженная повозка и оплата – сто тысяч денариев. Потом можешь убираться на все четыре стороны. Будет лучше, если ты вообще покинешь Италию.
Катон молча слушал.
– Кто этот человек? – Спросил он, наконец.
– Сенатор Меммий.
Катон присвистнул.
– Там же полно слуг и стражи!
– Когда он подойдет к дому, поблизости никого не будет. Это мы берем на себя. Вечером к тебе подойдет человек и покажет место.
– Это другое дело.
– Оружие возьмешь свое. Действуй, Катон! И помни: неудача равносильна твоей смерти.
Геркулес встал и вышел так же неожиданно, как и появился.
Катон еще посидел некоторое время, допил кислое вино и, расплатившись с хозяином, покинул харчевню.
Вечером он сказал хозяину инсулы, что уезжает на несколько месяцев в провинцию, но квартиру просит оставить за собой. Счет оплатил вперед. Он надеялся, что поворот в назревающих политических событиях еще позволит ему вернуться в Рим.
Вернувшись в свою комнату, Катон сел на кровать и разложив перед собой несколько различного размера ножей, принялся их внимательно изучать. Поначалу он выбрал нож, похожий на те, какими крестьяне режут быков. Долго вертел его в руках. Потом, однако, мысли его приняли другое направление.
Он отложил нож, направился в угол, и извлек из-под кучи разнообразного тряпья завернутый в плотную материю кинжал.
Это был кинжал, похищенный им вместе с деньгами у соседей-варваров.
В день своей смерти сенатор Меммий возвращался домой пешком в сопровождении двух охранников и близкого друга Сервия из рода Лепидов.
– Я предчувствую тяжкие несчастья для нашей родины, Сервий.
– Говорил он, глядя куда-то вдаль. – Эти неистово жадные шакалы не успокоятся, пока не разорвут ее на части.
– Если бы консул был умнее…
– Консул мало что решает, а в особенности этот. Вот, если бы люди могли хотя бы немного умерять свои аппетиты.
– Это никогда не произойдет. – Уверенно ответил Сервий. – Люди есть люди, и ими они останутся. Лишь бы Рим не погиб.
– Рим нужен всем, даже нашим врагам, и потому он будет жить, пока стоит земля. Но прольется много крови. Жаль! Все могло быть по-другому. Что ж… DOCUNT VOLENTEN FATA, NOLENTEM TRAHUNT! {209}
209
Желающего идти судьба ведет, нежелающего тащит.
Оба помолчали, потом Сервий коснулся рукой локтя друга.
– Ты помнишь, в юности грамматик заставлял нас учить Плавта?
Не для лица бы только нужно зеркало
Но также и для сердца, чтобы смотря в него,
Увидеть, что таится в глубине души.
Всмотрись получше, а потом задумайся,
Как жил когда-то сам ты в ранней юности,
Полезно это было бы, по-моему. {210}
– Помню, Сервий! Ты еще подложил ему колючку в сандалию, когда он пожаловался на тебя отцу.
210
Плавт – «Эпидик»
– Это было. Да простит мне душа старика! Он был настоящим римлянином и любил Италию, как любят своих детей.
– Я тоже люблю Италию,…и мое сердце болит за нее.
– Куда подевались эти бездельники? – Спросил Сервий, оглядываясь на стражников.
– Отстали, наверное, за разговором. Однако ж, я почти уже дома. Но, тебе пора! Сегодня был трудный день. Быть может, завтра он будет еще труднее. Иди, Сервий!
– Пожалуй, я пойду. К утру следует подготовить списки для выборов, а это еще полночи работы.
И друзья детства расстались навсегда.
Спустя несколько минут Сервий услышал страшные крики в той стороне, где находился дом его друга.
Полный ужасных предчувствий он бросился назад, и, пробежав с пол улицы, застыл в безмолвном отчаянии:
Меммий лежал на земле, у порога своего дома, поддерживаемый руками своих близких. Белоснежная тога его была залита кровью. Рядом, на земле, валялся окровавленный кинжал с рукояткой в виде головы льва.
– Врача! Немедленно врача! – Выговорил Сервий, стуча зубами от волнения.
– Уже послали. – Отозвался юноша с искаженным горем лицом. В нем угадывалось сходство, с лежащим на земле Меммием.
– Кто это сделал? – Спросил Сервий, не отрывая взгляда от мертвенно-бледного лица сенатора.
– Негодяй бежал! Но слуги бросились в погоню.
Смертельно раненого Меммия подняли на руки и внесли в дом.
Сервий наклонился и поднял с земли орудие убийства.
– Где-то я уже видел это жало. – Пробормотал он, разглядывая оскаленную львиную пасть.
На утро следующего дня, после убийства сенатора Меммия, Вибий работал со своими учениками. Сторонник здорового образа жизни, он регулярно упражнялся сам, и заставлял следовать этому принципу молодых патрициев.
Юные римляне ожесточенно наскакивали друг на друга, и азартно рубились деревянными мечами.
– Эй-эй! Руф!
– Кричал Вибий толстому мальчугану, орудовавшему мечом довольно лениво. – Если ты так будешь защищаться, то недолго проживешь на свете.
– А я хочу стать философом, господин учитель! – Отозвался юнец, пыхтя и отбиваясь от наседавшего на него противника.
– Тем более! У философа всегда много врагов.
Вибий отобрал у толстяка меч, и стал показывать ему, что следует делать в такой ситуации.