Полет Стрижа
Шрифт:
"Тренировки никакой, пробежали метров пятьсот и уже готовы", — подумал Стриж. Сам он почти не вспотел.
— Где он? — прохрипел кто-то из преследователей.
Стриж представил, как они вглядываются в освещенный сквер, потом поворачивают головы в другую сторону.
— Туда! — скомандовал основательно севший голос, и тяжелый недружный топот снова нарушил хрупкую музыку ночной тишины.
Стриж, не выдержав, перекатился на живот и, приподняв голову, проследил, как троица свернула за угол, сразу исчезнув в антрацитовой тьме. Вскоре оттуда долетели короткие болезненные вскрики. Стриж улыбнулся. Патрульные
Дожидаться конца этой комедии Стриж не стал. Он осторожно спрыгнул вниз и, быстро миновав опасный сквер, двинулся к «Приморской», старейшей гостинице города.
Раньше только в ней селили интуристов, но пару лет назад построили «Парус», элегантнейший отель международного класса. Посетителей и жильцов стало меньше. И если прежде в бар и ресторан «Приморской» простому смертному не стоило бы и соваться, то теперь, да еще и в межсезонье, даже такая скромная птица, как Стриж, вполне могла сойти за клиента.
Швейцар распахнул дверь, Анатолий свернул в сторону бара. Народу было немного, мягко играла светомузыка. Молодой бармен старательно подкидывал и ловил бутылки, пытаясь достичь тех «высот», что добился на этом поприще его знаменитый предшественник по кличке Фокс, перебежавший недавно в более денежный и престижный «Парус».
Стриж прервал его тренировку, заказав любимый томатный сок. Хмыкнув и обслужив его, парень снова увлекся игрой с посудой, мало обращая внимания на окружающих. Анатолий потихоньку огляделся по сторонам. Хорошо помня рассказ Прилепы, он сразу вычислил Живца по его окружению — трем эффектного вида девицам. Они, сидя на своих высоких круглых табуретках, чуть ли не на голову возвышались над своим сутенером. Ну и в остальном Олежка не ошибся, все обрисовал верно. Черные, явно напомаженные волосы, зачесанные волосок к волоску. Смокинг с бабочкой, аккуратные, не лишенные некой приятности черты лица. Отвечая на какой-то игривый вопрос соседки, Живец улыбнулся белозубой «голливудской» улыбкой. В каждом его движении чувствовалась какая-то особенно не понравившаяся Стрижу утонченная лощеность. Анатолий первый раз сталкивался с людьми его профессии, и это еще больше усилило его неприязнь.
Вскоре к Живцу подошел пузатый дядя восточной наружности, коротко перетолковал с ним и, отсчитав деньги, удалился с одной из девиц. Анатолия удивила подобная «нестеснительность». Насколько он знал, раньше вот так сутенеры себя не афишировали. "Ну и времена пошли!" — с горечью подумал Стриж.
Вскоре Живчику приспичило в туалет. Стриж, выждав немного, двинулся туда же. Сутенер уже сделал все, что хотел, и с благодушным видом застегивал ширинку. Стриж подождал, а затем по ходу, не останавливаясь, схватил его рукой за столь оберегаемое место и поволок назад, к кабинкам. Живец было вскрикнул, но Стриж шепотом пригрозил:
— Пикнешь, оторву совсем.
Он затащил его в "отдельный кабинет", переждал минуту, пока в соседней кабине перестанут шуршать бумагой и, постанывая, удалятся прочь, и только потом задал свой вопрос:
— Ты заставил Прилепу написать на меня донос?
Сутенер опешил. Хотя Живец и был смертельно перепуган — у него даже на носу выступил пот, — он явно не представлял, о чем его спрашивают.
— Я не знаю тебя. Какое мне дело, что там Олежка написал?
— Расписка его была у тебя?
— Да.
— Кому ты ее отдал?
Тут сутенер заколебался, похоже, он начал что-то понимать.
— Не тяни, а то я из твоей физиономии такую котлету сделаю!
Он поднес к носу «кота» свой огромный кулак, верно определив самое уязвимое его место. Живец за свое личико готов был отдать все, лишь бы сохранить его лоск в неприкосновенности. И он все-таки решился:
— Шварцу.
— Когда?
— Сегодня днем.
— А зачем? — продолжал свой допрос Стриж.
— Я ему как-то пожаловался, что один спасатель должен мне и не платит, он пообещал заняться этим. А сегодня приехал и забрал расписку. Больше я ничего не знаю.
— Где мне найти Шварца? — спросил Стриж.
Подумав секунду, Живец назвал адрес:
— Морской проспект, двадцать шесть, квартира восемь.
— Хорошо, а теперь запомни — не вздумай отсюда звонить ему. Понял?
Сутенер согласно кивнул, но в глазах его Стриж прочел что-то совсем другое.
— Задержись здесь, выйдешь через пару минут после меня, — проинструктировал Анатолий и, двинув напоследок Живца по ребрам кулаком, покинул столь нужное населению заведение.
Подойдя к стойке, он спросил у бармена, уже уставшего жонглировать и с зеванием протиравшего стойку:
— У вас телефон есть?
— Сломан, — буркнул в ответ парнишка, справедливо полагая, что после такого ответа клиента он потеряет окончательно.
— Жаль, — качнул головой Стриж и двинулся к выходу.
В фойе он подошел к телефону-автомату в прозрачной полусфере. Загородив телом телефон от администратора и швейцара, Анатолий набрал первый пришедший на ум номер. Сделав вид, что оживленно говорит в трубку, он медленно выворачивал, выдавливал диск набора. Вскоре тот поддался, Стриж еще поднажал, и длинные гудки в трубке сменились мертвой тишиной.
— Ну давай, заходи! — радостно проорал он в трубку и, повесив ее на место, вышел из гостиницы.
Снаружи на здании «Приморской» висел еще один автомат. Стриж опасался, что Живец попробует все-таки позвонить из гостиницы, хотя бы по телефону администратора, но тот, видно, не доверил такой серьезный разговор чужим ушам. Убедившись, что телефон в фойе молчит, и выругав мимоходом пораженных служителей гостиницы, он прямиком направился на улицу. Стоящий за углом Стриж слышал даже его взволнованное дыхание, звуки набираемого номера.
— Алло, Вера? Шварц у тебя? Дай ему трубку.
Убедившись, что он не ошибся в своем предположении, Стриж вывернулся из-за угла, схватил сутенера за напомаженные волосы и, давая выход накопившейся злости, ударил лицом о жесткий корпус телефона, потом еще и еще раз. Живец с тихим стоном сполз по стенке и замер, словно прислушиваясь к длинным гудкам в раскачивающейся трубке. Убедившись, что теперь ему долго не будет дела до каких-то там звонков, Анатолий свернул за угол, миновал торец здания и, нырнув под арку проходного двора, словно растворился в темноте.