Политбюро. Механизмы политической власти в 1930-е годы
Шрифт:
Говоря о ликвидации «пятой колонны» как основной цели террора 1937–1938 гг., следует, конечно, иметь в виду, что массовые репрессии одновременно (можно сказать, попутно) были средством решения многих других важнейших социальных и политических задач [485] .
Признание особой роли центра, и прежде всего Политбюро, в организации террора предполагает следующий вопрос: кто именно из высших руководителей партии был инициатором такого поворота политического курса, в какой мере применительно к данному этапу правомерны предположения о наличии «радикальной» группировки в Политбюро, оказывающей давление на Сталина? При постановке подобных вопросов неизбежно обращение прежде всего к фигуре Н.И. Ежова, под непосредственным руководством которого находилось главное орудие террора — наркомат внутренних дел СССР.
485
Хлевнюк О.В. 1937-й: Сталин, НКВД и советское общество. С. 74–90; Khlevnyuk О. The Objectives of the Great Terror, 1937–1938 // Soviet History, 1917-53. P. 158–176.
2. Сталин
Очевидно, что Ежов был одним из самых активных деятелей «большого террора». Именно с его именем в исторической памяти народа оказались связанными массовые репрессии — «ежовщина». В исторической литературе Ежова, как уже говорилось, нередко относят к той «радикальной» группе из сталинского окружения, влиянием которой объясняют ужесточение политического курса и проведение террора. Соответственно, в самом Ежове нередко стараются найти хоть какое-то объяснение невероятной жестокости массовых репрессий. Неоднократно отмечены физические недостатки наркомвнудела — «кровожадного карлика» — рост около 154 см, уродливые черты лица и фигуры, видные даже на тщательно отретушированных официальных фотографиях. Во всём этом многие авторы подозревают основу комплекса неполноценности, психической ущербности и жестокости. Ещё до того, как Ежов развернулся в полной мере как организатор репрессий, многим, отмечает Р. Конквест, «он напоминал мальчишку из трущоб, чьим любимым занятием было привязать к кошачьему хвосту смоченную керосином бумагу и поджечь её» [486] .
486
Conquest R. The Great Terror. P. 14.
Несмотря на подобные характеристики, имеющие, конечно, все основания, можно отметить, что до определённого момента Ежов не выделялся из когорты сталинских высокопоставленных чиновников. Обычными были его политическая биография и административная деятельность на доверенных постах.
Н.И. Ежов родился в 1895 г. в Петербурге, в рабочей семье. Не получив образования (в анкете, заполненной после ареста в 1939 г., в графе об образовании он написал: «незаконченное низшее»), как и многие его сверстники рано, с 14 лет, начал трудиться. Был учеником портного, работал на Путиловском заводе. В годы первой мировой войны был призван в армию. Служил на Северном фронте, работал слесарем в артиллерийских мастерских. В мае 1917 г. вступил в партию большевиков. Был комиссаром одной из тыловых частей в Витебске. В годы гражданской войны назначался комиссаром ряда красноармейских частей. В Казани попал на работу в Татарский обком РКП(б). В августе 1921 г. был отозван на работу в Москву, где, по предположению Б. Султанбекова, Ежов мог найти поддержку у некоторых работников ЦК (например, Л.М. Кагановича или М.М. Хатаевича), с которыми познакомился ещё в Белоруссии [487] . В начале 1922 г. Ежов был назначен секретарём Марийского обкома партии, ещё через год — секретарём Семипалатинского губкома, а в 1925 г. — заведующим орготделом Казахского крайкома партии.
487
Султанбеков Б. Николай Ежов // Татарстан. 1992. № 1. С. 30.
Многие из тех, кто сталкивался с Ежовым в этот период, сохранили о нём благоприятные впечатления. Известный советский писатель Юрий Домбровский (автор лучшего произведения о времени «большого террора» — романа в двух книгах: «Хранитель древности» и «Факультет ненужных вещей», сам переживший несколько арестов, лагеря и ссылки) вспоминал: «Три моих следствия из четырёх проходили в Алма-Ате, в Казахстане, а Ежов долго был секретарём одного из казахстанских обкомов (Семипалатинского). Многие из моих современников, особенно партийцев, с ним сталкивались по работе или лично. Так вот, не было ни одного, который сказал бы о нём плохо. Это был отзывчивый, гуманный, мягкий, тактичный человек. (А ведь годы-то в Казахстане были страшные — голод, банды, бескормица, откочёвка в Китай целых аулов). Любое неприятное личное дело он обязательно старался решить келейно, спустить на тормозах. Повторяю: это общий отзыв. Так неужели все лгали? Ведь разговаривали мы уже после падения «кровавого карлика». Многие его так и называли «кровавый карлик». И действительно, вряд ли был в истории человек кровавее его» [488] . О том же пишет А.М. Ларина(Бухарина): «Мне, в частности, хорошо запомнился ссыльный учитель, казах Ажгиреев, встретившийся на моём жизненном пути в сибирской ссылке. Он близко познакомился с Ежовым во время работы того в Казахстане и выражал полное недоумение по поводу его страшной карьеры… Он часто подсаживался ко мне и заводил разговор о Ежове: «Что с ним случилось, Анна Михайловна? Говорят, он уже не человек, а зверь! Я дважды писал ему о своей невиновности — ответа нет. А когда-то он отзывался и на любую малозначительную просьбу, всегда чем мог помогал»» [489] .
488
Литературная газета. 1990. 22 августа. С. 6.
489
Ларина (Бухарина) А.М. Незабываемое. С. 270.
В 1927 г. Ежов попал в аппарат ЦК в Москву, в 1929–1930 гг. работал заместителем наркома земледелия СССР (это был период насильственной коллективизации и массового «раскулачивания», к чему Ежов приложил руку). Затем вновь был возвращён в ЦК, где занимал важные посты заведующего отделом распределения административно-хозяйственных и профсоюзных кадров, промышленным отделом. Непосредственным начальником Ежова в ЦК был Л.М. Каганович. Именно по его представлению 25 ноября 1930 г. Политбюро приняло специальное решение о Ежове: ему разрешили присутствовать на заседаниях Политбюро и получать «все материалы, рассылаемые членам и кандидатам ЦК» [490] .
490
РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 805. Л. 16.
По свидетельствам некоторых современников, Ежов в этот начальный период своей карьеры в ЦК не выделялся какой-либо особой кровожадностью [491] . Американский историк Р. Турстон, изучавший репрессии 30-х годов на промышленных предприятиях, высказал предположение, что жизненный опыт Ежова, работавшего в металлопромышленности Петербурга в начале века в период усиления конфликтов между рабочими и владельцами заводов, мог оказать определённое влияние на активность органов НКВД, которые организовывали многочисленные дела против руководителей предприятий [492] . Однако деятельность Ежова в качестве руководителя отдела, ведавшего кадрами в ЦК ВКП(б), не даёт оснований подозревать его в особых «антиспецовских» настроениях. Более того, документы показывают, что несколько раз Ежов выступал инициатором акций в защиту хозяйственников. Например, в ноябре 1932 г. по инициативе распределительного отдела ЦК ВКП(б) был поставлен вопрос о чрезмерной текучести руководящих кадров в угольной промышленности. Обследования, проведённые подчинёнными Ежова, показали, что невыполнение программы угледобычи было напрямую связано с частой сменяемостью руководителей-уголыциков. В среднем каждый руководитель и главный инженер рудоуправлений имели стаж работы на одном месте 6 месяцев, а заведующие шахтами — 3–3,5 месяца, в то время как для нормальной работы требовалось провести на предприятии несколько лет. Примерно такой же была картина по всем инженерно-техническим работникам.
491
См.: Медведев Р.А. О Сталине и сталинизме. С. 320.
492
Thurston R. The Stakhanovite Movement: The Backrground to the Great Terror in the Factories, 1935–1938 // Stalinist Terror. P. 159–160.
Ежов подготовил по этому поводу специальную записку [493] , и 19 января 1933 г. вопрос был рассмотрен на заседании Оргбюро ЦК ВКП(б). В принятом решении был установлен новый порядок назначения и смещения руководителей угольных предприятий — управляющих трестами только с разрешения ЦК ВКП(б), их заместителей — приказом наркома тяжёлой промышленности, управляющих шахтами — приказом управляющих трестами и т.д. В целом, ставилась задача добиться, чтобы командный состав работал на одном месте не менее 3–4 лет. Партийным организациям специально поручалось «обеспечить устойчивость руководящего состава угольных предприятий… гарантировав их от всяких наскоков и частых необоснованных снятий с работы во вред и ущерб делу, поставив их в такое положение, как и директоров промышленных предприятий» [494] .
493
РЦХИДНИ. Ф. 17. On. 114. Д. 332. Л. 150–151.
494
Там же. Л. 4, 20.
В апреле 1933 г. Ежов направил секретарю ЦК ВКП(б) Л.М. Кагановичу докладную о самовольном, без согласования с НКТП и ЦК, снятии местными хозяйственными руководителями и Уральским обкомом партии директоров четырёх металлургических заводов. 7 июня Оргбюро ЦК приняло постановление, в котором отменило эти решения, наказав виновных [495] .
На XVII съезде партии Ежов был избран членом ЦК ВКП(б). После съезда он стал членом Оргбюро ЦК, заместителем председателя КПК при ЦК и заведующим промышленным отделом ЦК.
495
Там же. Д. 353. Л. 37; Д. 351. Л. 14.
Коренной перелом в судьбе Ежова, как уже говорилось, произошёл после убийства Кирова. Сталин избрал Ежова своим главным помощником в осуществлении планов «политической чистки». Первым поручением такого рода было следствие по делу об убийстве Кирова. Несмотря на отсутствие каких-либо фактов, Сталин приказал разрабатывать версию причастности к убийству Зиновьева, Каменева и их сторонников. Руководители НКВД с недоверием отнеслись к этой версии и фактически попытались саботировать указания Сталина. Тогда сыграл свою роль Ежов. Сталин фактически назначил его своим представителем в НКВД. Ежов вникал во все детали следствия, направляя его в необходимое Сталину русло. Это вызывало недовольство чекистов, не привыкших к подобному контролю. Однако Сталин настоял на своём. На февральско-мартовском пленуме 1937 г. Ежов так рассказывал об этих событиях: «…Начал т. Сталин, как сейчас помню, вызвал меня и Косарева и говорит: «Ищите убийц среди зиновьевцев». Я должен сказать, что в это не верили чекисты и на всякий случай страховали себя ещё кое-где и по другой линии, по линии иностранной, возможно, там что-нибудь выскочит…
Первое время довольно туго налаживались наши взаимоотношения с чекистами, взаимоотношения чекистов с нашим контролем. Следствие не очень хотели нам показывать, как это делается и вообще. Пришлось вмешаться в это дело т. Сталину. Товарищ Сталин позвонил Ягоде и сказал: «Смотрите, морду набьём»…
Ведомственные соображения говорили: впервые в органы ЧК вдруг ЦК назначает контроль. Люди не могли никак переварить этого…» [496] .
496
Реабилитация. Политические процессы 30-50-х годов. С. 153–154.