Политбюро. Механизмы политической власти в 1930-е годы
Шрифт:
Для решения судьбы арестованных в республиках, краях и областях создавались «тройки». Как правило, в их число входили нарком или начальник управления НКВД, секретарь соответствующей партийной организации и прокурор республики, области или края. «Тройки» получили чрезвычайные права: бесконтрольно выносили приговоры и отдавали приказы о приведении их в исполнение, включая расстрел.
31 июля этот приказ НКВД был утверждён Политбюро [463] .
Уже с конца августа в ЦК начали обращаться местные руководители с просьбой увеличить лимиты на репрессии. С 28 августа по 15 декабря Политбюро санкционировало по разным регионам увеличение лимитов по первой категории почти на 22,5 и по второй на 16,8 тыс. человек [464] .
463
Там же.
464
Данные частично опубликованы: Московские новости. 1992. 21 июня;
Помимо этой общей операции по ликвидации «антисоветских элементов», были организованы несколько специальных акций. 20 июля 1937 г. Политбюро поручило НКВД арестовать всех немцев, работавших на оборонных заводах и часть их выслать за границу. 9 августа Политбюро утвердило приказ Наркомвнудела СССР «О ликвидации польских диверсионно-шпионских групп и организаций ПОВ (Польской организации войсковой)». С августа по декабрь 1937 г. в ходе проведения этой операции было репрессировано более 18 тыс. человек [465] . 19 сентября Политбюро одобрило приказ НКВД «О мероприятиях в связи с террористической, диверсионной и шпионской деятельностью японской агентуры из так называемых харбинцев» (бывших работников Китайско-Восточной железной дороги, вернувшихся в СССР после продажи КВЖД в 1935 г.).
465
Московские новости. 1992. 21 июня; Источник. 1995. № 1. С. 125.
Во второй половине 1937 г. была проведена также массовая высылка из пограничных районов «неблагонадёжного элемента». Самой крупной была депортация из Дальневосточного края всего корейского населения в Казахстан и Узбекистан. По официальным данным, которые Н.И. Ежов сообщил В.М. Молотову, к концу октября 1937 г. операция по выселению корейцев была закончена — всего было выселено более 170 тыс. человек [466] .
Несмотря на первоначальные планы, операция по «репрессированию антисоветских элементов» не завершилась в четыре месяца. 31 января 1938 г. Политбюро приняло предложение НКВД СССР «об утверждении дополнительного количества подлежащих репрессии бывших кулаков, уголовников и активного антисоветского элемента». К 15 марта (по Дальнему Востоку к 1 апреля) предписывалось репрессировать дополнительно в рамках операции 57.200 человек, из них 48 тыс. расстрелять. Соответственно, продлевались сроки полномочий «троек», которым предстояла эта работа. В этот же день, 31 января, Политбюро разрешило НКВД продлить до 15 апреля операцию по разгрому так называемых «контрреволюционных национальных контингентов» — поляков, латышей, немцев, эстонцев, финнов, греков, иранцев, харбинцев, китайцев, румын. Более того, Политбюро поручило НКВД «провести до 15 апреля аналогичную операцию и погромить кадры болгар и македонцев, как иностранных подданных, так и граждан СССР» [467] .
466
Бугай Н.Ф. Выселение советских корейцев с Дальнего Востока // Вопросы истории. 1994. № 5. С. 144.
467
Московские новости. 1992. 21 июня.
После утверждения новых «контрольных цифр» на репрессии повторилась ситуация предыдущего года: местные руководители начали просить об увеличении лимитов и продлении сроков операции. С 1 февраля по 29 августа 1938 г. Политбюро утвердило дополнительно к январским лимитам разнарядки на репрессирование ещё почти 90 тыс. человек [468] (точно определить, какое количество из них подлежало расстрелу, невозможно, так как во многих случаях Политбюро утверждало общую цифру по первой и второй категории). А это означало, что фактически было одобрено нарушение апрельского срока завершения операции.
468
Подсчитано по: РЦХИДНИ, особые протоколы заседаний Политбюро.
Если деятельность «троек» и проведение операций против «национальных контрреволюционных контингентов» регулировались Политбюро при помощи установления лимитов на репрессии и утверждения приказов НКВД, то приговоры в отношении значительной части осужденных Военной коллегией Верховного суда СССР, военными трибуналами, Особым совещанием НКВД предопределялись комиссией Политбюро по судебным делам и также утверждались Политбюро. Комиссия по судебным делам, созданная ещё в конце 20-х годов, в 1937–1938 гг. действовала особенно активно — в среднем раз в месяц она представляла на утверждение Политбюро свои протоколы. Тексты этих протоколов пока недоступны. Но, возможно, речь идёт о тех 383 списках «на многие тысячи партийных, советских, комсомольских, военных и хозяйственных работников», которые, как говорил Н.С. Хрущёв на XX съезде партии, Ежов направлял на санкцию Сталину [469] . Ежов был введён в состав комиссии Политбюро по судебным делам 23 января 1937 г. [470] и, видимо, в период репрессий играл в ней ведущую роль.
469
Реабилитация. Политические процессы 30-50-х годов. С. 39. Всего в эти 383 списка, которые удалось выявить в архивах (возможно, списков было больше), были включены 44 тысячи партийных, военных и хозяйственных руководителей. 39 тыс. из них были приговорены к расстрелу. Члены Политбюро голосовали за утверждение списков, ставя на них свои подписи (Источник. 1995. № 1. С. 124).
470
Сталинское Политбюро в 30-е годы. С. 58.
Важной составной частью механизма массовых репрессий было проведение многочисленных судебных процессов как в столице, так и на местах. В отличие от закрытых судов и абсолютно тайных заседаний «троек» открытые процессы выполняли важную пропагандистскую роль. Поэтому санкции на проведение основных процессов давало непосредственно Политбюро. Оно же, как правило, заранее определяло приговор, чаще всего расстрел.
Регулярными были поездки членов Политбюро на места с целью проведения чисток в республиканских и областных партийных организациях. Известны «командировки» Л.М. Кагановича в Челябинскую, Ярославскую, Ивановскую области, Донбасс, А.А. Жданова — в Башкирию, Татарию и Оренбургскую область, А.А. Андреева — в Узбекистан, Таджикистан, в ряд областей и краев Поволжья и Северного Кавказа, А.И. Микояна — в Армению и т.д.
По поводу общей численности жертв «большого террора» в литературе до сих пор идёт дискуссия, в подробности которой нет смысла вдаваться в данной работе. Очевидно, что речь в любом случае идёт о нескольких миллионах человек. Официальные, строго засекреченные подсчёты по репрессиям 1937–1938 гг. были сделаны ещё в 1950-е годы и с тех пор не пересматривались. По данным, которые приводил на июньском пленуме 1957 г. Н.С. Хрущёв, за 1937–1938 гг. было арестовано свыше полутора миллионов человек и из них 680.692 человека расстреляно [471] . Но даже эти ужасные цифры вряд ли являются полными. В число арестованных явно не включены, например, сотни тысяч депортированных и ссыльных. Непонятно, в какую категорию попадали (и попадали ли вообще) арестованные, погибавшие под пытками во время «следствия» и т.д.
471
Исторический архив. 1994. № 2. С. 41. Согласно справке комиссии Президиума ЦК КПСС под руководством Н.М. Шверника, составленной в начале 1963 г., в 1937–1938 гг. было арестовано 1.372.392 человека, из них 681.692 человека расстреляно (Источник. 1995. № 1. С. 120).
Итак, даже короткое перечисление далеко не всех акций, составлявших то, что известно как «большой террор», даёт основания для вывода о сугубой централизации массовых репрессий. Это не означает, конечно, что в репрессивных операциях 1937–1938 гг., как и во всех других государственно-террористических акциях, не присутствовала известная доля стихийности и местной «инициативы». На официальном языке эта стихийность называлась «перегибами» или «нарушениями социалистической законности». К «перегибам» 1937–1938 гг. можно отнести, например, «слишком большое» количество убитых на допросах или превышение местными органами лимитов на аресты и расстрелы, установленные Москвой, и т.д. (Например, по неполным данным, тройка НКВД Туркмении осудила с августа 1937 по сентябрь 1938 г. 13.259 человек, хотя имела лимиты лишь на 6277 человек.) Однако подобная «стихийность» и «инициатива» местных властей была запланирована, вытекала из сути приказов центра, из назначения на первые роли в НКВД жестоких исполнителей и пресечения малейших попыток противодействия террору.
Столь же централизованным и рассчитанным было завершение террористических акций. Рассмотрение дел на «тройках» было запрещено директивой СНК и ЦК ВКП(б) от 15 ноября 1938 г. Проведение «массовых операций по арестам и выселению» было запрещено постановлением СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 17 ноября 1938 г. [472] 24 ноября от должности наркома внутренних дел был освобождён Ежов. «Большая чистка» закончилась так же, как и началась, по приказу из Москвы.
Поскольку массовые репрессии в 1937–1938 гг. проводились как государственная, «плановая» акция, а не были результатом стихийного стечения различных обстоятельств, закономерен вопрос о причинах их организации. Официальная сталинская пропаганда давала по этому поводу однозначное объяснение: жертвами предвоенных чисток были действительные враги. А все честные люди, ставшие жертвами тех же врагов, проникших в органы НКВД, были быстро реабилитированы благодаря бдительности руководства партии. Приверженцы подобных взглядов существуют и сегодня.
472
Исторический архив. 1992. № 1. С. 125–128. Подробнее о восстановлении обычного порядка судопроизводства в 1939 г. см.: Solomon Р.Н. Soviet Criminal Justice and the Great Terror. P. 408–412.
Справедливо отвергая апологию террора, многие антисталинисты нередко впадают в другую крайность. Не желая ничего объяснять, они рассматривают любые попытки понять причины репрессий как стремление оправдать их. Но поскольку известные факты террора приходится как-то истолковывать, постольку всё сводится к размышлениям о психической неполноценности Сталина, палаческой натуре вождя и его соратников, к общим замечаниям о тоталитарной природе режима и т.п.
Личные качества советских лидеров, несомненно, являлись существенным фактором, предопределявшим многие события 30-50-х годов. Это, однако, не означает, что в их действиях не было логики (преступной, но логики). Реконструкция этой логики и расчётов организаторов террора — необходимое условие исследования принципов функционирования политической системы, сложившейся ко второй половине 30-х гг. Поскольку в массовых репрессиях 1937–1938 гг. в наиболее открытом и откровенном виде проявились те черты политического режима, которые позволяют отделять сталинский период от других этапов советской истории.