Полковник Империи

Ланцов Михаил Алексеевич

— А почему вы считаете, что он демон?

— Я знаю это.

— Знаете? Но откуда!?

— Демоны и эльфы воплощаются по-разному, — проигнорировав вопрос, продолжил нести «пургу» наш герой. На попятную-то теперь уже не пойдешь. — Демоны слишком другие. Они в человеческих телах себя никогда не осознают, поэтому ими довольно легко манипулировать. Обратили внимание на то, как он легко ведется на лесть? Простую и примитивную.

— Всем людям лесть приятна… — осторожно добавил еще один офицер.

— И все люди с таким удовольствием в ней купаются? — Криво усмехнулся Максим. — На самом деле воплощение демонов определить несложно. Власть, хаос, кровь, борьба и харизма. Это почти все выдающие революционеры и многие лидеры преступного мира. Там им легче всего найти себя. Но часто очень животные формы проявления. Манипуляция страстями окружающих. Манипуляция желаниями толпы. Несмотря на то, что демоны слишком далеки от людей и, к счастью, воплощаются в них с огромным трудом, их природа все равно прорывается. — Произнес наш герой, замолчал в полной тишине. Во всяком случае, если показалось, что вокруг замолчало все и уставилось на него. И офицеры, и унтеры, и рядовые.

Хреновая ситуацию.

Сказка, придуманная в шутку, стремительно обрастала мясом. От офицеров она уже просочилась к чинам пониже. И Меншикову вдруг стало страшно. Они ведь верят во всю эту чушь… верят…

— Максим Иванович, — тихо спросил тот же самый офицер, что интересовался почему Бенито демон, — а эльфы?

— Что эльфы? — Как можно более невозмутимо переспросил Меншиков, выгнув бровь.

— А как их распознать?

— Обыден мир без эльфов. Их не хватает тут. Они живут лишь в песнях, что барды нам поют. — Произнес Максим, нервно улыбнувшись, концовку песни Эпидемии. — Эльфам здесь нечего делать.

— То есть, они не воплощаются в людях?

— Этого я не говорил, — тихо ответил наш герой, лихорадочно соображая. Снова сам себя загнал в ловушку. Его, фактически, в прямо спросили, кто он, человек ли? Дальше будет хуже. В этот излет доминанты религиозно-магического мышления, которое только-только начало трансформироваться в массовом сознании во что-то более рациональное и здравое, подобные ошибки не простительны. Дай только повод подумать, что ты демон. И все — конец. Да и в образ в какой-то степени его поведение тоже вполне вписывается. Слишком много хаоса и импровизации вокруг него.

Секунда.

Другая.

Третья.

Пауза стала затягиваться. А офицер взгляда не отводил и ждал ответа. Как и все вокруг. Максим же лихорадочно перебирал в голове варианты. Песни, когда-либо слышанные. Стихи. Фразы. Обрывки легенды. Стремясь хоть что-то соорудить пусть даже условно съедобное.

Наконец он тихо и осторожно произнес пару кусочков из песни группы Пророчество Вельвы:

— На огонь летит в ночи мотылек, зная — в пламени его погибель ждет. Но свою судьбу нельзя изменить, что начертано, то должен совершить…. Загадочный странник с печальным лицом, когда в последний раз ты видел собственный дом? Ты должен идти туда, где властвует мрак, такая судьба твоя…

Оборвался Максим на полуслове, оказавшись не в силах на лету подобрать рифму к слову «ведьмак». А употреблять это слово было неуместно. Но и этого было достаточно. Офицер едва заметно поклонился, принимая объяснение и опустил взгляд, отступая. Да и вокруг все более-менее зашевелилось и ожило. А может все так и было — как всегда, и все эти изменения ему просто померещились? Медленно окинул взглядом округу. Но нет. Люди осторожно смотрели на него и тут же прятали глаза, как только он обращал на них свой вздор. Петр Сергеевич же, славный религиозностью, так еще и перекрестился, осторожно поцеловав крест.

«Да…» — пронеслось в голове у нашего героя… «последние мосты догорают…»

Он нервно хмыкнул. И тихо насвистывая себе под нос «Не думай о секундах с высока» отправился по делам. Ну хоть каким-нибудь, лишь пресечь продолжение этого разговора. Да и вообще — эти разговоры с каждым разом становятся все опаснее и труднее. Надо бы с ними завязывать. А то в один неприятный момент просто подведет фантазия и произойдет залет, начавший бить и крушить ореол мистического образа.

Глава 5

1916, 19 мая. Неаполь

Градус безумия нарастал с каждым днем, каждым часом. И Максим чувствовал себя на грани. Словно человек, который бежит по рассыпающемуся с каждым шагом мосту. Остановись на мгновение — и все, конец. Цирк с Бенито был не нужен и опасен в той же мере, что и необходим. Ведь все ждали чего-то подобного и сильно бы удивились, если бы наш герой не оправдал их ожидания. «Опа, Джигурда!» на ближайшее время стало в какой-то мере его профессиональным кредо.

Впрочем, за всем этим бредом и угаром, скрывалось и рациональное зерно. И очень немаленькое. Зачем ему были нужны все эти ренегаты и уголовники, прикрывающие красивыми лозунгами свою жажду власти? Не секрет. Им была отведена роль дрожжей, который наш герой подкинул в сортир, именуемый Римом, чтобы спровоцировать бурления народных масс. То есть, сорвать любую организованную оборону в городе. Если уж его и брать, то удар по тылам дело первостепенное.

Но главное — не это. Главное, разведка!

Ведь и Дуче, и его товарищи очень много болтали. И чем сильнее распалялись, впечатленные удивительно теплым приемом, тем больше и интереснее. Среди прочего Максим узнал о бегстве короля Италии Виктора Эмануила III в Неаполь.

— Этот трус и изменник бросил столицу! — Выкрикнул Муссолини. — Вместо того, чтобы возглавить оборону и людей, готовых пойти за ним в бой! Мерзавец! Предатель! Убежал в Неаполь! Урод!

Максим, услышав эту новость, демонстративно не подал вида. Просто формально отреагировал, начав говорить о том, что народ Италии нуждается в другом вожде, в другом лидере, в том, кто не побоится принимать решения и нести ответственность за них. «Тонко» намекнув на Дуче. Через что удалось избежать скользкой темы. Ведь наверняка среди людей этого Муссолини были и двойные агенты, а то и вовсе «засланные казачки». Да и вообще — все эти дни нахождения в Италии его не оставляли мысли о том, что за ним постоянно наблюдают. Буквально из-за каждого угла. Наверное, после Мюнхена, это собственные подчиненные пялились. Но психика рисовала куда более причудливые контексты.