Полное собрание стихотворений

Мережковский Дмитрий Сергеевич

1886

«Ищи во мне не радости мгновенной…»

Ищи во мне не радости мгновенной.Люби меня не для себя одной;Как Беатриче образ вдохновенный,Ты к небесам мне светлый путь открой.Склонясь ко мне с пленительной заботой,Ты повторяй: «Будь добрым для меня,Иди в борьбу, и мысли, и работай,Вперед, за мной, – я поведу тебя!»И каждой ласке, каждому упрекуЗаставь меня ты радостно внимать;Как женщина, ревнуй меня к порокуИ береги, как любящая мать.

1886

Ариванза

Милый друг, я тебе рассказать не могу,Что за пламень сжигает мне грудь:Запеклись мои губы, дышать тяжело,Посмотрю ль я на солнце – мне больно:Мое солнце, мой свет, моя жизньДля меня никогда не блеснут.Я дрожу, я слабею, увы, —Как мы жалки – бессильные девы!Я

себе говорила: мой путь лучезарен,Он усеян гирляндами лотосов белых, —Но под лотосом белым – о горе! – таилосьЯдовитое жало змеи,И была та змея – роковая любовь!Не лучи ли далекой луны,Что бесстрастно-холодным сияньемТак чаруют, так нежат,Не они ль эту страстьВ моем сердце зажгли?Мне сегодня вечерней прохладыВетерок не принес:Отягчен ароматом цветов,Как огонь, он обжег мне лицо...Ты, один только ты, мой владыка,Покорил мою волю, наполнил мне душу,Победил, обессилил меня!Что мне делать?.. Едва на ногах я стою...Вся дрожу, помутилось в очах...И мне страшно, мне тяжко, как будто пред смертью!..

1886

Поэмы и легенды

Протопоп Аввакум

I

Свят Христос был тих и кроток <…>

………………………………………………………….Горе вам, Никониане! Вы глумитесь над Христом, —Утверждаете вы церковь пыткой, плахой да кнутом!………………………………………………………….Горе вам: полна слезами и стенаньями полнаОпозоренная вами наша бедная страна.Но Господь за угнетенных в гневе праведном восстал,И прольется над землею Божьей ярости фиал.Нашу светлую Россию отдал дьяволу Господь:Пусть же выкупят отчизну наши кости, кровь и плоть.Знайте нас, Никониане! Мир погибший мы спасем;Мы столетние вериги на плечах своих несем.За Христа – в огонь и пытку!.. Братья, надо пострадатьЗа отчизну дорогую, за поруганную мать!

II

Укрепи меня, о, Боже, на великую борьбу,И пошли мне мощь Самсона, недостойному рабу...Как в пустыне вопиющий, я на торжищах взывалИ в палатах, и в лачугах сильных мира обличал.Помню, помню дни гоненья: вот в цепях меня ведутК нечестивому синклиту, как разбойника, на суд.Сорок мудрых иереев издевались надо мной.И разжегся дух мой гневом – поднял крест я над главойИ в лицо злодеям плюнул, и, как зайцы по кустам,Всё антихристово войско разбежалось по углам.«Будьте прокляты! – я крикнул, – вам позор из рода в род:Задушили правду Божью, погубили вы народ!»Но стрельцов они позвали, ополчились на меня.Речи полны дикой брани, очи – лютого огня.И как волки обступили, кулаками мне грозят:«Еретик нас обесчестил, на костер его!» – кричат.То не бесы мчатся с криком чрез болото и пустырь, —Чернецы везут расстригу Аввакума в монастырь.Привезли меня в Андроньев, – тут и бросили в тюрьму,Как скотину, без соломы – прямо в холод, смрад и тьму.Там, глубоко под землею, в этой сумрачной норе,Думал с завистью я, грешный, о собачьей конуре.

III

Я три дня лежал без пищи, – наступал четвертый день...Был то сон, или виденье, – я не ведаю... Сквозь тень —Вижу, двери отворились, и волною хлынул свет,Кто-то чудный мне явился, в ризы белые одет.Он принес коврижку хлеба, он мне дал немного щец:«На, Петрович, ешь, родимый!» – и любовно, как отец,Смотрит в очи, тихо пальцы он кладет мне на чело,И руки прикосновенье братски-нежно и тепло.И счастливый, и дрожащий, я припал к его ногам,И края святой одежды прижимал к моим устам.И шептал я, как безумный: «Дай мне муки претерпеть,Свет-Христос, родной, желанный, – за Тебя бы умереть!..»

IV

Это было на Устюге: раз – я помню – ввечеруСтарца божьего Кирилла привели мне в конуру.С ним в тюрьме я прожил месяц; был он праведник душой,Но безумным притворялся, полон ревности святой.Всё-то пляшет и смеется, всё вполголоса поет,И, качаясь, вместо бубнов, кандалами мерно бьет;День юродствует, а ночью на молитве он стоит,И горячими слезами цепи мученик кропит.Я любил его; он тяжким был недугом одержим.Бедный друг! Как за ребенком, я ухаживал за ним.Он страдать умел так кротко: весь в жару изнемогал,Но с пылающего тела власяницы не снимал.Я печальный голос брата до сих пор забыть не мог:«Дай мне пить!» – бывало скажет; взор – так нежен и глубок.На руках моих он умер; безмятежно и светло,Как у спящего младенца, было мертвое чело.И покойника, прощаясь, я в уста поцеловал:Спи, Кириллушка, сердечный, спи, – ты много пострадал.Над твоей могилой тихой херувимы сторожат;Спи же, друг, легко и сладко, отдохни, усталый брат!

V

В конуре моей подземной я покинут был опятьЦелым миром. Даже время перестал я различать.Поглупел совсем от горя: день и ночь в углу сидишь,Да замерзшими ногами в землю до крови стучишь.Если ж солнце в щель заглянет и блеснет на кирпиче,И закружатся пылинки в золотом его луче, —Я смотрел, как паутина сеткой радужной горит,И паук летунью-мошку терпеливо сторожит.На заре я слушал часто, ухо к щели приложив,Как в лазури крик касаток беззаботен и счастлив.Сердцу воля вспоминалась, шум деревьев, небеса,И далекая деревня, и родимые леса.Всё прошедшее всплывало в темной памяти моей,Как обломки над пучиной от разбитых кораблей.Помню церковь, летний вечер; из далекого селаМолодая прихожанка исповедаться пришла.Помню тонкие ресницы, помню бледное лицоИ кудрей на грудь упавших темно-русое кольцо…Пахло сеном и гречихой из открытого окна,И душа была безумной, страстной негою полна…Над Евангельем три свечки я с молитвой засветилИ, в огне сжигая руку, пламень в сердце потушил.Но зачем же я припомнил здесь, в тюрьме, чрез столько летЭтот летний тихий вечер, этот робкий полусвет?Был и я когда-то молод; да, и мне хотелось жить,Как и всем, хотелось счастья, сердце жаждало любить.А теперь… я – труп в могиле! Но безумно рвется грудьПеред смертью на свободе только раз еще вздохнуть.

VI

Из Москвы велят указом, чтоб на самый край землиАввакума протопопа в ссылку вечную везли.Десять тысяч верст в Сибири, в тундрах, дебрях и лесахВолочился я на дровнях, на телегах и плотах.Помню – Пашков на Байкале раз призвал меня к себе;Окруженный казаками, он сидел в своей избе.Как у белого медведя, взор пылал; суровый лик,Обрамлен седою гривой, налит кровью был и дик.Грозно крикнул воевода: «Покорись мне, протопоп!Брось ты дьявольскую веру, а не то – вгоню во гроб!»«Человек, побойся Бога, Вседержителя-Творца!Я страдал уже не мало – пострадаю до конца!»«Эй, ребята, начинайте!» – закричал он гайдукам…Повалили и связали по рукам и по ногам.Свистнул кнут... – Окровавленный, полумертвый я твержу:«Помоги, Господь!» – а Пашков: «Отрекайся – пощажу».Нет, Исусе, Сыне Божий, лучше – думаю – не жить,Чем злодея перед смертью о пощаде мне просить.Всё исчезло... и казалось, что я умер... чей-то вздохМне послышался, и кто-то молвил: «Кончено, – издох!»

VII

Я в дощанике очнулся... Тишь и мрак... Лежу на дне,Хлещет мокрый снег да ливень по израненной спине.Тянет жилы, кости ноют... Тяжко! страх меня объял;Обезумев от страданий, я на Бога возроптал:«Горько мне, Отец небесный, я молиться не могу:Ты забыл меня, покинул, предал лютому врагу!Где найти мне суд и правду? Чем Христа я прогневил,И за что, за что я гибну?..» – так я, грешный, говорил.Вдруг на небе как-то чудно просветлело, и поройСловно ангельское пенье проносилось над землей...Веют крылья серафимов, и кадильницы звенят,Сквозь холодный дождь и вьюгу дышит теплый аромат.И светло в душе, и тихо: темной ночью, под дождем,Как дитя в спокойной люльке, – я в дощанике моем.Ты, Исусе мой сладчайший, муки в счастье превратил,Пристыдил меня любовью, окаянного простил!Хорошо мне, и не знаю – в небесах, или во мне —Словно ангельское пенье раздается в тишине.

VIII

Это край счастливый. Горы там уходят в небеса,Их подножья осенили кедров темные леса.Там, посеянные Богом, разрослись в тиши долинСладкий лук, чеснок и мята, и душистый розмарин.По скалам – орел да кречет, в мраке девственных лесов —Чернобурая лисица, стаи диких кабанов.Там и стерлядь, и осетры ходят густо под водой,Таймень жирная сверкает серебристой чешуей.Всё там есть, но все чужое, – люди, вера... И тоскойНоет сердце, вспоминая об отчизне дорогой.Повстречали мы однажды у Байкальских береговСоболиную станицу наших русских земляков.Плачут миленькие, смотрят, не насмотрятся на нас,Обнимают и жалеют, подхватили мой карбас,И хлопочут, и смеются: каждый жизнь отдать готов;Привезли мне на телеге сорок свежих осетров.Вместе кашу заварили, пели песни за костром;На чужбине Русь святую поминали мы добром.В эту ночь, с улыбкой тихой, очи скорбные смежив,Засыпали мы под шорох золотых, родимых нив.