Полоцкая война. Очерки истории русско-литовского противостояния времен Ивана Грозного. 1562-1570

Пенской Виталий Викторович

Сравнивая эту запись с разрядами¹⁷⁰, можно составить представление о составе и задачах русских ратей 2-го стратегического эшелона накануне войны. В Великих Луках и в Дорогобуже стояли вспомогательные «лехкие» рати, которые должны были разорять вражеские земли стремительными рейдами. Об этом говорит и включение в состав великолукской рати татарского контингента (несколько сот всадников), и состав воевод – не самых «дородных» (один только лишь князь И.И. Пронский сумел подняться до первого воеводы Передового полка¹⁷¹, т. е. третьего в иерархии полковых воевод русского войска того времени).

Совсем другое дело холмское войско. В источниках названы лишь три воеводы, стоявшие во его главе, но два из них относились к русской военной элите того времени. Боярину князю И.Ф. Мстиславскому, знатнейшему аристократу¹⁷², третьему, после Ивана Грозного и князя И.Д. Бельского, «столпу царства», ветерану

многих походов и неоднократно бывавшему «большим воеводой», немногим уступал в чести Рюрикович князь П.И. Шуйский, «принц крови» (определение Г.В. Абрамовича)¹⁷³, пользовавшийся немалым доверием самого царя. Этому войску в предстоящем походе отводилась особая роль. Расположение Холма позволяет предположить, что здесь должны были собраться служилые «города» Тверской земли и прилежащих к ней уездов, набранные в северных городах ратные люди, и это войско «подперло» бы собой великолукскую рать, выступавшей его авангардом. И если целью кампании 1562 г. должна была стать осада Полоцка (или Витебска?), то, вероятно, в Невеле должны были собраться в итоге и полки из Великих Лук, и из Холма, и сам государь со своим двором и нарядом.

Сам же Иван Грозный, согласно летописи, 21 мая 1562 г. «пошел на свое дело Литовское, а стояти ему в Можайску». Туда он прибыл 24 мая, сопровождаемый казанским «царем» Александром¹⁷⁴, «боярами и детьми боярскими многими»¹⁷⁵. Здесь царь сделал продолжительную остановку, вызванную, видимо, желанием уяснить намерения крымского «царя» и уточнить, что замышляет «брат Жигимонт».

Беспокойство у царя вызвала активность литовцев и поляков на смоленском и псковском направлениях. Так, Псковская летопись сообщала, что в начале мая, «по Николине дни, на седьмой недели по Пасце», приходили «литовские люди» к Опочке и «хотели посад зажечи, и гражане не дали зажечи посаду, за надолобами отбилися; и многых от них постреляли з города». Расстроенная неудачей «Литва» отправилась разорять окрестности городка, «семь волостей вывоевала», пожгла монастыри, а на обратном пути опустошила Себежскую волость¹⁷⁶. Этот поход, похоже, был инициативой польских наемников, недовольных задержками с выплатой жалованья и нехваткой провианта и фуража. Еще в июне Сигизмунд писал Б. Корсаку, что «пан гетман войска польского и все рыцерство того войска, приславши до его кролевское м[и]л[о]сти в некоторых потребах, межи инъшими речми и о том писали и въсказали, их тут, в дешнем край, живности на себе и на кони свои достати и купити не могут, а хотя што и достанут, ино дорого платити мусят»¹⁷⁷.

Очевидно, что оговоренные еще в 1561 г. условия, на которых поляки могли покупать фураж и провиант по твердым ценам (бочка жита – 12 литовских грошей или 15 польских, бочка овса – 10 польских или 8 литовских грошей, бочка гороха – 35 польских или 28 литовских грошей, баран – 8 польских грошей или 6 литовских грошей и 4 пенези, воз сена – 3 польских гроша или 2 литовских гроша и 4 пенези и т. д.¹⁷⁸) не соблюдались¹⁷⁹. Конфликтовать же с местным населением выходило себе дороже, почему поляки решили искать прибытка на неприятельской стороне. Вылазка в сторону Опочки стала первым их походом «за зипунами». 2 июня 1562 г. коронный гетман Ф. Зебржидовский писал наивысшему гетману М. Радзивиллу Рыжему, что его люди вместе с 150 всадниками полоцкого воеводы С. Довойна ходили под Заволочье, Опочку, Красный и Себеж и «учинили там великую шкоду»¹⁸⁰. М. Стрыйковский сообщает также, но без точного указания на дату, о двух набегах, предпринятых из лагеря посполитого рушения под Оршей, на Смоленск (в ходе которого, по словам польского хрониста, были выжжены все волости в пределах 4 миль от Смоленска) и на Велиж, который лишился посада¹⁸¹.

Эти набеги, предпринятые небольшими силами, большой угрозы не представляли, но требовали принятия ответных мер. Чтобы узнать о намерениях Сигизмунда (а заодно и дать возможность поразмяться застоявшимся служилым людям), Иван приказал великолукской рати совершить рейд на литовскую территорию. 28 мая 1562 г. «лехкая» рать под началом князя А.М. Курбского покинула Великие Луки и ушла в набег к Витебску. Согласно летописному свидетельству, ратники А. Курбского, дойдя до города, «острог взяли и пожгли и посады у города у Витебска все пожгли и наряд в остроге поймали (кстати, эта деталь позволяет считать это известие правдой – если пленники, «рухлядь» и скот могли быть взяты где угодно, то наряд – нет. – В. П.) и людей в остроге многих побили». Само собой, по тогдашнему обычаю, ратники «села и деревни около Витебска пожгли и повоевали места многие», а по пути домой они «у города у Сурожа посады пожгли и людей многих побили и многие Литовские места воевали». Сопротивления рати Курбского на обратном пути никто не оказывал, и войско вернулось домой «здорово»¹⁸².

Из псковских летописей следует, что летом, «по Ильине дни» (т. е. в конце июля 1562 г.), «ходил из Смоленьска князь Петр Серебряной (третий воевода в росписи дорогобужской рати. – В. П.) под Мстиславль, и людей литовьскых заставоу побили, и язьжов поймали»¹⁸³. Московский летописец добавлял к этому: «Июля в 22 день царев и великого князя боярин и воевода князь Петр Семенович Серебреной с товарищи писали к государю в Можаеск, что они ходили из Дорогобужа в Литовскую землю ко Мстиславлю и у Мстиславля верхние посады пожгли; а которые люди Литовские из города выходили, и они тех людей побили; и прислали с того дела пятдесят языков Литовских», после чего благополучно вернулись обратно¹⁸⁴.

Тем временем, пока Петр Серебряный ратоборствовал под Мстиславлем, его брат князь В.С. Серебряный, выступив с «лехкой» ратью из Холма, «ходил воевати до Друсы и до Двины». Опустошив север и северо-запад Полоцкого воеводства, он со своими людьми «здорово вышли на Опочку»¹⁸⁵.

А что же делал сам Иван в эти дни? Он стоял в Можайске, ожидая вестей с юга. Памятуя о том, что Сигизмунд находился с Девлет-Гиреем в «братских» отношениях, Иван и Боярская дума заранее обезопасили себя с южного направления, развернув полки на «берегу»¹⁸⁶. Общее руководство «береговой» ратью осуществлял двоюродный брат Ивана Грозного Владимир Андреевич Старицкий, «штаб» которого находился в Серпухове, а «большим» воеводой был князь М.И. Воротынский, еще одна значимая фигура в русской военной иерархии того времени¹⁸⁷. Впрочем, судя по перечню воевод, возглавлявших полки «берегового розряду», войско, собранное на важнейших перевозах через Оку, было немногочисленным. Отбить попытку переправиться через реку небольшого татарского войска во главе с мурзами или кем-то из «царевичей» она смогла бы, но вот противостоять приходу самого «царя»? Вот Иван и оставался в Можайске, если возникнет нужда поддержать князя Владимира и его полки.

Долго ждать вестей не пришлось. «Того ж лета, июля в 6 день, приходил ко Мценску Крымской царь Девлет-Кирей да с ним дети его царевичи калга Магмет-Кирей царевич да Адал-Кирей царевич», – сообщал русский летописец, и пришел он по наущению Сигизмунда, «великой казной» поднявшего «царя» «на царевы и великого князя украйны»¹⁸⁸.

Наместником Мценска тогда был князь Ф.И. Татев-Хри-пунов, успевший принять необходимые меры и «с украйными людми не со многими» и сбежавшимися под защиту стен мценского детинца окрестными мужиками достойно встретивший татар¹⁸⁹. Не сумев взять город, хан в ночь на четвертый день стояния под городом приказал отступать. На обратном пути он не стал удерживать своих людей, и его мурзы, среди которых первым был назван ногайский Дивей-мурза, «дума царева» и его лучший военачальник, «войну роспустили к Волхову и на Белевские места»¹⁹⁰.

Действия татарских мурз оказались не слишком удачными. Рассеявшиеся отряды татар были перехвачены порознь карачевским воеводой В.А. Бутурлиным с немногими карачевскими и болховскими служилыми людьми (в Полоцком походе приняло участие чуть больше 200 детей боярских из Карачева и Волхова¹⁹¹). Русские «воевать им (татарам. – В. П.) не дали, но и во многих местех в загонех Крымских людей побили и языки имали и полон многой отполонили»¹⁹².

Увы, не столь успешны оказались действия посланных с «берега» воевод во главе с князем М.И. Воротынским «со многими людми». Они «ходили за ними (татарами. – В. П.) до Коломака и до Мерчика, и не сошли воеводы царя Крымского, потому что пошол [царь] от украйны спешно»¹⁹³. Медлительность Воротынского дорого стоила ему. 15 сентября 1562 г., вернувшись в Москву, Иван Грозный наложил опалу на него и его брата Александра «за их изменные дела», конфисковав вотчины, а самих князей посадив – старшего, Михаила, в тюрьму в Белоозере, а младшего – в Галиче «в тын» «за сторожи»¹⁹⁴. Но все эти события не должны заслонять главного – Иван Грозный так и не стронулся из Можайска все лето, не рискнув послать своих ратных людей на «берег», «чтобы людей не изволочити, для Литовского дела»¹⁹⁵. Так Девлет-Гирей помог своему литовскому «брату».

4. Невельская «поторжка»

Мценская неприятность для Ивана Грозного не была единственной в это лето. Сперва 31 июля с Поля Ивану привезли весть, что обласканный им князь Дмитрий Вишневецкий, герой наступления на Крым, перешел на сторону Сигизмунда¹⁹⁶. Известие, что и говорить, неприятное¹⁹⁷, так как князь, опытный военачальник и знаток «малой» войны, был весьма полезен в действиях против крымских татар в Поле. Под занавес же лета, 19 августа, князь Курбский под Невелем имел «поторжку» с поляками. Ее итоги оказались двусмысленными – обе стороны отчитались о победе, но, похоже, по очкам поляки переиграли Курбского.