Полуостров Сталинград
Шрифт:
— А сверху?
— Семью-восемью.
— Вот тебе и ответ.
Немного молчим. Соседи почти не дышат, прислушиваются. Пусть. Им тоже полезно знать.
— Кстати, тебе орден Красной Звезды будет. Сегодня представление подписал.
— А Яшке?
— Якову — орден Красного Знамени. И медаль «За боевые заслуги». Позже получите. Когда бумаги обернутся.
— Разрешите вопрос, к-х-м, товарищ генерал армии? — сквозь смущённый кашель прорезается голос у ближнего соседа.
— Спрашивай, — коротко оглядываю любопытного. Худощавый мужчина, — в этом времени полных немного, —
— Как так получилось, что Западный фронт стоит намертво, как штык, а наши соседи провалились?
— Что здесь странного? — Пожимаю плечами. — В любом школьном классе есть отличники и двоечники. Учатся у одних и тех же учителей, в одной школе, в одно время, а результаты разные.
Обдумываю вопрос ещё раз. Не хочется позорить соседние фронты, да и не так уж они виноваты. Бардака и без них хватало.
— Во-первых, вермахт — лучшая армия мира. По моему мнению. Во-вторых, а почему она лучшая? А потому, что сумели создать чётко работающую военную машину. Авиация, танки, артиллерия, пехота — всё работает, как единый механизм под управлением опытных и талантливых генералов. Тот же Гудериан в какой-то степени наш учитель, авторитет и для нас, советских генералов. Вовремя это понял и успел создать свою военную машину. У нас сейчас тоже все рода войск работают, как единый организм.
— Разве не Красная Армия сильнейшая в мире? — Подавляя подозрительность, спрашивает другой сосед. Политработник небось… вон какая морда круглая.
— Вот надерём фрицам задницу, станем сильнейшей в мире. Это как на чемпионате спортивном. Есть чемпион, который всех победил. Это вермахт, Германия. А мы бьёмся за чемпионское звание, победим — будем на первом месте. Понимаете?
— А разве есть сомнения?
— У кого как, — ухмыляюсь, — у нас — нет. А вот какие-нибудь канадцы, турки или японцы внимательно за нами следят. Вот они сомневаются. Когда Берлин возьмём, тогда всему миру будет ясно, что Красная Армия — самая сильная.
— Возьмём Берлин? — С затаённой надеждой спрашивает первый, предположительный капитан.
— Ха! — Смотрю весело и насмешливо. — Конечно, возьмём. Первый раз, что ли?
Перед уходом поминаю главврача.
— Никак с этим чинопочитанием не справлюсь. Ты, Борька, должен в отделении для рядовых находится, а тебя в командирское засунули. И мне хотелось с ними, с рядовыми, пообщаться. Ну, что теперь? Переводить туда уж не будем, лежи спокойно.
— Пап, я ведь скоро выйду. Возьмёшь меня на КП?
— Не, Борь, не успеешь. Пока ты выздоровеешь, всё закончится. Ополчение или расформируем или перекроим в регулярные части. Как сможешь ходить, отправлю к матери долечиваться.
Даже не понял, обрадовал его или огорчил. Ухожу. Лицо меняю на серьёзное только в родном броневике. Окружающие не должны видеть озабоченного генерала. Мне не надо напрягаться, настроение у меня бодрое, Только приходиться генеральские озабоченности и мысли в сторону отставлять. Поэтому на людях генерал Павлов энергичен и жизнерадостен. Моя уверенность передаётся всем, вижу это ясно. Многие откровенно светлеют лицами. Так что не зря в народ выхожу. А когда не на публике, можно и о делах поразмышлять, не сияя при этом лицом.
17 сентября, среда, время 23:05.
Река Даугава у городка Кукейнос.
Из кустов поблизости от покатого берега доносится негромкий, но ясно слышимый над водной гладью голос. Затем на берег выбирается голый по пояс и босой человек. Двигается к воде и продолжает заклинать.
— Славяне, не стреляйте. Я — свой. Не стреляйте…
Возможно, в явно безоружного человека и так бы не стреляли, возможно, призыв на русском языке срабатывает. И мужчина беспрепятственно входит в воду и, стараясь не шуметь, плывёт к советскому берегу.
Всплёскивает вода, когда человек с трудом вылезает на берег и, пригнувшись, технично ввинчивается в кусты. Спустя несколько секунд раздаются невнятные еле слышные голоса. Наблюдатель на левом берегу, откуда прибыл пловец, опускает бинокль. Посланец дошёл. Должно быть всё в порядке.
Ещё через полчаса с советского берега тоже плывёт человек. Обмен посланцами. Для проверки. Мало ли что пароль «Фонвизин» правильно сказал. Доверяй и постоянно проверяй. И уже посланец с советского берега, вернувшийся и доложивший, что всё в порядке, открывает «шлюзы». На немецкий берег устремляется несколько лодок, на которых переправляется полтора десятка человек.
— Лейтенант Козицын, — представляется Нефёдову командир прибывших бойцов, — у меня приказ доставить вас к командованию на наш берег.
— Доставишь, раз такой приказ, — Нефёдов равнодушно пожимает плечами, — но сначала выполню свой приказ…
— Товарищ старший сержант! — строжает лейтенант.
Нефёдов ухмыляется. Они, диверсанты, в каком-то смысле безбашенные. Им чины и звания до одного места. Иммунитет есть.
— Товарищ лейтенант, тебе кто приказ отдал?
— Комполка майор Степанов.
— А мне командующий 11-ой армии генерал-лейтенант Анисимов. Напрямую. И кого я должен слушать? Моего непосредственного начальника, генерал-лейтенанта или твоего майоришку?
Нефёдов немного поджидает, пока закроется рот лейтенантика и смолкнет несколько смешков расположившихся поодаль четырёх диверсантов.
— Вам надо быстро и без шума переправить сюда как можно больше народу. Кстати, пленных заберите, их у нас шестнадцать человек. Как переправится пара рот, начнём расширяться. Две соседние немецкие роты ликвидируем. После этого начнёте масштабную переправу. И вот потом, товарищ лейтенант, придёт время исполнять ваш приказ. С удовольствием уйду на тот берег. А то скоро по-русски разучимся говорить.
Под ухмылками старшего сержанта и нескольких бойцов рядом, по виду откровенных висельников, лейтенант по-мальчишески смущается, неожиданно краснеет и убегает организовывать переправу.
После пары рейсов пяти лодок то ли догадываются, то ли придумано было заранее, к каждой лодке с обоих концов привязывают верёвку. С одного и другого берега. Вёсла уже не нужны. Лодку притягивают к берегу, бойцы с неё меняют тех, кто их вытянул. Вытаскивают следующих, которые меняют их. Затрачивается менее часа на переправу трёх рот.