Полюс капитана Скотта

Сушинский Богдан Иванович

— Я так полагаю, что ноги унтер-офицера вообще вскоре откажутся служить ему, — вполголоса проговорил капитан, приблизившись к врачу.

— Откажутся служить как путешественнику, решившемуся на такой переход, — уточнил Уилсон, задумчиво глядя на собственные изрядно истоптанные сапоги. — Обувь не успевает просушиваться, в тридцатипятиградусный мороз мы выходим в насквозь промокших сапогах.

— Если мы сделаем суточный привал, вы сможете чем-то помочь унтер-офицеру?

— Применю мази, дам небольшую дозу обезболивающего, чтобы он поспал дольше обычного, а значит, набрался сил. Но ровно через два-три

часа похода он вновь окажется в том же состоянии, в котором находится сейчас.

— Хотите сказать, что мы лишь зря потеряем сутки?

— Вместе с продуктами, которых нам может не хватить до следующего склада, — молвил Отс.

— Даже если бы мы изыскали возможность устроить себе недельный отдых, все равно общего характера состояния Эванса это не изменило бы. Спасти его может только госпиталь. И еще уход в условиях нашей основной базы или хотя бы корабельной каюты. Но самое страшное не это.

— А что же?

— То, что вскоре все мы окажемся в том же состоянии, что и Эванс. Возможно, с разницей в пять-шесть дней. В том числе и я, потому что…

— Сейчас меня беспокоит состояние Эванса, доктор, — жестко прервал его Скотт, как прерывал каждого, кто пытался затевать с ним разговор о приближающейся гибели экспедиции. — Именно его. При всем уважении к вам, вашему состоянию и конечно же вашему просвещенному мнению.

— Прошу прощения, сэр. Просто я пытался говорить с вами языком медика.

— Если языком медика, то коротко и ясно ответьте мне на один вопрос: сколько дней Эванс еще может продержаться?

— Максимум неделю. При условии, что перед сном мы будем заниматься его ногами и носом, спасая то и другое от гангрены.

— Вот и настаивайте на этом, доктор, настаивайте.

Они молча, сочувственно проследили за тем, как Бауэрс помогает унтер-офицеру выбраться из палатки. Заметив, что все трое обратили на него внимание, Эванс вырвал руку из руки лейтенанта, чтобы показать, что ни в какой помощи не нуждается.

— Если вы ждете меня, джентльмены, то я готов, — проговорил он, впрягаясь в лямки и недоуменно глядя на своих спутников, которые все еще оставались по обе стороны от саней.

Состояние Эдгара не просто беспокоило начальника экспедиции, но и вызывало горечь и недоумение. Он с трудом понимал, что произошло с этим рослым, почти могучего телосложения человеком. На этого унтер-офицера капитан возлагал особые надежды — физически наиболее сильный, уравновешенный, а главное, умелый и по-настоящему мастеровитый, он казался незаменимым и при ремонте саней, и при закреплении поклажи на них или разбивке лагеря, и когда приходилось тащить сани на очередную возвышенность.

И вдруг оказалось, что именно он, Эванс, сдал первым; состояние именно его здоровья вызывало сейчас наибольшую тревогу у доктора Уилсона. Но даже доктор не мог понять, почему Эванс и Отс так быстро мерзнут и так часто обмораживаются. Когда следующим вечером капитан спросил об этом Уилсона, уже после того, как драгун и унтер-офицер скрылись в палатке, тот с академической многозначительностью ответил:

— На мой взгляд, это вызвано двумя причинами, сэр: особенностями восприятия их организмами тех очень сильных и влажных морозов, во власти которых мы здесь оказались, и общей ослабленностью этих людей.

— Вот оно, значит,

как…

— Вопрос в том, что, собственно, дает нам знание этих причин? — тут же добавил доктор, как бы упрекая командира экспедиции в желании вникать в подобные медицинские тонкости.

— Нам, возможно, уже ничего, — угрюмо согласился Скотт. — Однако мы должны понять причины, чтобы охарактеризовать их, донести до сведения наших последователей.

— Если бы мы включили в группу гренландских эскимосов, то убедились бы, что они воспринимают антарктический мороз как естественную среду обитания. Точно так же, как они воспринимают морозы Гренландии, Канадского Севера или Аляски.

— Именно поэтому Амундсен и включил группу северных аборигенов, точнее, эскимосов, в список своей команды, — задумчиво согласился с ним полковник флота, чуть ли не после каждого слова решительно кивая головой.

— И не только эскимосов. То же самое касается и некоторых других индейцев Полярного Севера, — попытался доктор уйти от опасной для Скотта темы подготовки Норвежцем своей полярной команды.

— То есть нужен специальный отбор кандидатов в полярники, — вновь согласно кивнул начальник экспедиции.

— Причем не по тому, принадлежит тот или иной человек к касте морских офицеров или нет, и какую сумму он пожертвовал в фонд экспедиции. Уж извините за откровенность, сэр.

— Не нужно всякий раз извиняться. В эти решающие дни мы должны быть предельно откровенны друг с другом.

— Но окончательно откровенными должны оставаться только мы с вами, сэр, и только в разговоре между собой. С Эвансом и Отсом в каких-то ситуациях мне придется беседовать осторожно, как с пациентами, заботясь об их настроении, душевном состоянии.

— Принимается, док. Кстати, вы заметили: когда нам удается хоть в какой-то степени увеличить наш рацион, мы это делаем.

— Слишком редко и очень уж в незначительной степени, господин капитан, — сурово заметил доктор.

— Я ведь подчеркнул, что по мере наших совершенно убогих возможностей. Там, на основной базе, мы могли хоть как-то восполнять наши запасы мясом моржей, тюленей, пингвинов, наконец. Здесь же у нас нет абсолютно никаких резервов.

— Пока что нет, но вскоре они появятся. Как только мы достигнем стоянки лагеря «Бойня», нужно будет отыскать туши убитых нами лошадей и посадить группу на мясные бульоны, на усиленное питание. При таком морозе мясо, уверен, прекрасно сохранилось. Правда, чтобы обеспечить себя витаминами, северные племена поглощают свежую кровь оленей и всевозможные настойки из трав; а еще едят сырую рыбу, насыщаются тюленьим и моржовым мясом и жиром, питаются яйцами птиц.

— И жуют только им известные листья и ягоды, плоды тундры, которыми запасаются на зиму, — продолжил его перечень полковник флота. — О чем мы с вами тоже не позаботились.

— И снова потому, что не обратились к житейскому опыту эскимосов.

— Когда вы в очередной раз акцентируете на этом внимание, я тут же представляю себе, как будет выглядеть тот перечень обвинений, который неминуемо выдвинут мне в Австралии, Новой Зеландии, Южной Африке, а главное — в Британии, как только там станет известна окончательная судьба нашей экспедиции. Не тушуйтесь, я сказал это не в упрек вам; так, раздумья вслух.