Полюс капитана Скотта
Шрифт:
— Как и я тоже — без какого-либо упрека… Сама ситуация вынуждает.
Они прохаживались между палаткой и санками и разговаривали вполголоса, зная, что Эванс и Отс в это время уже кипятят на примусе воду для чая и подогревают кубики пеммикана, а каптенармус Бауэрс раздает сухари и остатки масла.
— Как жаль, что мы с вами находимся не в тундре, а в Антарктиде, где не имели возможности запастись хоть каким-то полезным зельем, — заметил Скотт.
— Наш рацион вообще лишен каких бы то ни было витаминов, сэр. Более бедного на витамины питания даже представить
— Воспринимаю это как горький упрек, но признаю, что он справедливый.
— Благодарю за понимание, сэр. — Уилсон достал платок и промокнул глаза, словно их застилали слезы. — Как у вас со зрением, капитан?
— Порой мне кажется, что вот-вот ослепну.
— У меня точно такое же ощущение. Как только появляется солнце, так сразу же дает знать о себе «снежная слепота».
Они впряглись в сани и с трудом сдвинули с места примерзшие полозья. Снег оказался слишком мягким и влажным, поэтому сани въедались в него глубже обычного, да и скольжение было отвратительным. Однако капитан не роптал. Он уже привык к тому, что нормального «санного» снега в Антарктиде почти не бывает и что всеразъедающая влажность, сопровождавшая каждый морозный антарктический день, становится неотъемлемым атрибутом их бытия и самой опасной преградой к их выживанию.
— Неужели это «ледовое безумие» когда-нибудь кончится, господин капитан? — уже даже не проговорил, а скорее простонал Отс, шедший вслед за Скоттом, во второй паре.
— Если это произойдет, весь дальнейший путь уже будет называться увеселительной прогулкой. Не будь этого безумия, Антарктида превратилась бы в еще один заурядный архипелаг, наподобие Фолклендских островов или Земли Франца Иосифа.
— Как мне хотелось бы оказаться сейчас на самом заурядном пляже любого из Гавайских островов… — еще выразительнее простонал ротмистр-магнат.
14
Скотт посмотрел вдаль, на горизонт, в котором горы сливались с поднебесьем. Подсознательно ему вновь хотелось увидеть где-то там, вдали, журавлиную стаю, пусть даже призрачную. Остановившийся возле него Отс перехватил взгляд капитана и посмотрел в том же направлении.
«Наверное, решил, что у меня вновь галлюцинации, — подумалось капитану, признательному за то, что ротмистр не рассказал остальным членам группы о недавней слабости командира. — Но вряд ли понимает, как мне хочется возродить их».
Чем в более сложной ситуации они оказывались, тем тщательнее полковник флота следил за тем, чтобы не уронить авторитет, сохранить свою физическую и моральную форму, хоть в каком-либо проявлении не предстать перед полярными скитальцами слабым, растерянным или неумелым.
— Склад! — вдруг донесся из вершины небольшой возвышенности голос Бауэрса. Воспользовавшись небольшим привалом, он надел лыжи Уилсона и отправился в разведку. Группа оказалась на большом ледяном поле, старый след на котором определить было почти невозможно, и лейтенант-навигатор опасался, что они вновь собьются с курса. — Там действительно склад! Я вижу флаг!
Услышав это, Уилсон и Отс подняли руки и победно потрясли кулаками. Из-за сильной пурги они почти сутки вынуждены были проваляться в палатке, ожидая возможности вновь тронуться в путь. Чтобы сэкономить провизию, полярные странники отказались от второго завтрака и уменьшили порции за обедом. Ситуация была катастрофической, и сегодня в течение всего дня они шли молча. Лишь однажды основательно осунувшийся богатырь Эванс, который, похоже, больше всех страдал от голода, попытался затеять разговор о еде, но Скотт жестко пресек его, напомнив о суровом уговоре: если провизия на исходе, о еде — ни слова.
Раньше, правда, этот уговор касался еще и женщин, однако теперь все они пребывали в таком состоянии, что сугубо мужское требование «О еде и женщинах — ни слова» во второй своей части уже теряло свою актуальность.
Не дожидаясь возвращения лейтенанта, четверо оставшихся полярников налегли на сани — двое тащили, двое подталкивали, — и вскоре, поднявшись на небольшое плато, действительно увидели шест, воткнутый в довольно высокий гурий.
— Кажется, мы опять спасены, капитан? — проговорил Уилсон, занимая свое привычное место в санной «упряжи» рядом со Скоттом.
— А значит, духи Антарктиды нас все еще хранят, — ответил тот, осматривая гурий в подзорную трубу. Это только глазастый Бауэр мог с такого расстояния увидеть на шесте флаг, а Скотту пришлось прибегнуть к «дьявольскому глазу», как когда-то называли этот инструмент пираты.
Из-за частых снежных туманов капитан пользовался трубой очень редко, поскольку она оказывалась бесполезной, а в какое-то время совершенно забыл о ней, спрятанной в том же ящике, в котором хранились резервные медикаменты и бинты доктора. Однако на прошлой стоянке доктор напомнил об этой «штукенции», и теперь Скотт нес ее в своем рюкзаке.
До склада оставалось еще около полумили, но полярные скитальцы подняли на санях парус и с попутным ветром, который буквально сгонял их с возвышенности, начали спускаться с такой скоростью, словно соревновались с кем-то на бегах.
Перегрузив провизию на санки, они быстро поставили палатку и устроили себе «пиршество скелетов», как мрачно пошутил Эванс, намекая на то, насколько все они отощали. После более или менее сытного обеда самое время было отдохнуть, однако капитан первым вышел из палатки и стал у лямки саней, молчаливо давая пример остальным.
— Мы потеряли почти сутки. Пока держится погода, нужно идти, — объяснил он, когда Эванс и Бауэрс окончательно зачехлили и укрепили на санках их отяжелевшую от провизии поклажу. — Сколько до следующего склада, лейтенант?
— Я сверялся по своим записям. Восемьдесят девять миль, сэр. Склад именуется «Трехградусным».
— Восемьдесят девять миль?! — в ужасе переспросил Отс. — Неужели мы когда-нибудь доберемся до него?
— Возможно, не все, — болезненно сморщился Эванс, — но доберемся. Впереди нас ждут или склад, или небо.